Виталий Фил

Без ИМЕНИ

и адепты тайных институтов, знатоки поэтической нюансировки и морские волки океана бессознательного… а так же просто фрейдисты, извращенцы, садисты и самоубийцы.

…оглушённые интенсивностью реальности, в хороводе, или скорее, в водовороте событий, проносящийся мимо, они стояли, изумлённо глядя на стремительно вытекающий песок из разбитой колбы песочных часов их бытия.

Не фиксируя внимания ни на одном из объектов, он плыл по течению с комфортной для него скоростью, воспринимая и отвечая реальности, не задумываясь над каждым мазком кисти по холсту мироздания. Он творил свою реальность, плохую ли или хорошую, руководствуясь сознанием и предоставив четкость исполнения спинному мозгу.

Площадь перед монументом, на вытянутой в даль руке которого раскачивался повесившийся поэт, была усеяна листками из настенного отрывного календаря. Собрав воедино исписанные мелким нервным почерком листки, можно было прочесть обрывистую и путаную поэму без начала и конца. Остаток листков висельник сжимал в руках.

“Есть такие сферы, в которых я никогда не думаю” гласила одна строчка прозой.

Часы здания напротив показали божье время, и я отправился домой, тем более что вдохновение кончилось, а денег у меня отродясь не было.

Сидя на парковой скамейке, запивая очередную горсть миндаля (или), ты с любопытством фиксировал плавные изменения мира вокруг…

Табличка гласила: “Мы необратимы”.

Я громко вижу, всё, что ты думаешь. И я не знаю, поможет ли тебе этот гениальный генерализованный бред, но меня дико забавляет процесс его создания. В принципе, ради этого всё и затевалось. Надеюсь, что он любит меня так же, как и я его.

Кстати, ты веришь в Бога? А в свое собственное существование?..

Вот я и говорю - лицемер ты. И всё тут. тут. тут. тут. тут всё.

А вот тут уж совсем ВСЁ.

ГЛАВА 5 / ГОРОД-МЕХАНОИД

Изгибы сублимации о богах и героях, источником которой несомненно послужили отсутствие терапии первобытного крика и травмирующее несоответствие социальным стандартам, привели меня к моменту повествования, когда во всём мире уже не оставалось места, не описанного тройными интегралами болезненно утверждаемой уверенности в собственной правоте. Всё и вся было подвергнуто табулированию, корреляции, классификации или, на худой конец, объявлено официально невозможным.

Наука, по началу призванная описать мир вокруг, оказалась непригодной для этой цели. Пока дело сводилось к препарированию лягушек, всё было еще ничего. Но вот когда дело дошло до звёзд… возникли определённые проблемы. Но и они, так или иначе, были решены. Буйным цветом распустились пограничные дисциплины, совмещавшие сразу два и более направления заблуждающейся человеческой мысли.

Однако вскоре среди стройных и правильных параллелепипедов Идеала Социального Устройства (который здорово походил на обыкновенный фашизм) стали выявляться противоречия евгеники, которые, видимо, от нее неотделимы. Н. К. Кольцов, например, считал, что евгеника - это утопия, но она будет 'религией будущего века'. А Серебровский (А. С.) предлагал для улучшения человеческого рода отделить деторождение от любви и практиковать искусственное осеменение. Эти идеи ученых вызвали резкую критику…

…надо заметить, что изначально всякая наука происходит из философии – самой вольной и самой гуманной из форм человеческих забав – болтовни. В конце концов, подводящей к истине…

…и может заставить человека сесть к монитору или за кипу бумаг и начать писать, изливать свои мысли из пустого в порожнее. Весь этот мир уже существовал когда-то. Всё сказанное уже сказано, всё свершившееся – уже свершилось. Здесь нет никакой загадки бытия: быть и жить для того, чтоб вернуться в первоначальное состояние единения в божественном. Это похоже на дебильную игрушку «ё-ё» – болтающийся вверх-вниз шарик с опилками на резинке. Это мы с вами – брошенные для чего-то на самое дно безысходных кругов самсары и вынужденные пробираться навстречу обезличивающему росту вибраций. Мне не дано познать окончательно, зачем и кому всё это было надо…

Хотя смутно я догадываюсь, что всё это стоит того, что мы делаем. Только не хочу признавать эту святость.