Он понял, что лежит на капоте трейлера лицом вниз и смотрит на стремительно убегающую полосу асфальта. Он перевернулся на спину и, раскинув руки, посмотрел на небо. На нем сквозь помехи и полосы построчной развёртки проглядывало бескровное улыбающееся лицо с глазами без зрачков. Он устало опустил веки. Постепенно шуршание кожи асфальта перешло в монотонное многоголосое пение. Он приоткрыл глаза и увидел себя лежащим на циновке у костра. Была звёздная ночь. Мексиканское небо было просто усеяно нестерпимо яркими звёздами. Вокруг него сидели знакомые шаманские куклы и, монотонно раскачиваясь, пели на непонятном наречии. Слова были неразличимы, но смысл был легко понятен. Он повернулся набок и свернулся в клубок, как младенец. Звезды стали гаснуть, костёр потух, и шаманские куклы тихо удалились в окутавший его мрак. На его губах застыла легкая, едва заметная улыбка, а сердце остановилось.
Голоса в твоих венах расскажут тебе удивительную плавную сказку.
Они выйдут тебе навстречу из темноты. Они будут двигаться так плавно и мягко, что ты расслабишься и уберешь руку с пистолета за поясом. Вы будете непринужденно болтать, и смеяться, как старые друзья, они предложат тебе серебряный шприц иных песен. Он тускло блеснёт в пламени горящих канистр. Потом они разом набросятся на тебя, обольют бензином и подожгут.
На прощанье вы обменяетесь рукопожатиями и довольные удачной встречей разойдётесь по домам.
Открывшийся клапан пробудил к жизни паровой свисток, столь же древний, как и создавшие его боги-демиурги. Резкий вопль пара, уставшего вращать лопатки турбин генератора добра, вернул меня к сознанию из пустыни истлевших страниц чужих дневников, где аватары самодельных богов хватались сначала за головы, а уж потом и за что подвернётся под руку…
Знаю одно: так крепко и беспробудно ты еще никогда не просыпался. Это точно. И первая мысль не станет последней, хотя и останется предопределяющей мотивационной константой всех твоих дальнейших поисков. Каждый раз, пытаясь достучаться до оптовых баз прозрений и гениальных идей, роясь в забытом хламе и классиках, ты встречался с ней. Суровая она скажет тебе, что ты - дурак, если ищешь ответов в книгах. Кто верит словам, написанным на бумаге?
Верь собственному сердцу. Оно привело меня на дорожку, вымощенную овальным пеплом её сладких снов и серым списком тем для медитации. Дорожка так или иначе вела к проходу в железобетонной монолитной стене, бесконечно расходящейся вверх и стороны.
Именно из этой материи строятся бастионы отчаянья и печали, однообразные серые дома с жестокими острыми углами. Словно нравственной оспой, выщербленные лестницы с искорёженными неведомой яростной силой перилами.
Тебе кажется, что надежды нет. Жизнь не кончается из-за скуки. Она наполнена творениями твоей собственной воли. Открой шторы. Видишь, что там, за стеклом? Там идёт дождь. Дует ветер. Плывут серые облака. Довольно низко - они даже задевают своим брюхом антенны дома напротив. Так что тебе еще надо? Ад понарошку?
Каждому наверняка снились плохие сны. Мой отличается от ваших тем, что я еще не проснулся.
Хотя, я ведь и не засыпал…
Если всё это время ты был твёрдо убеждён, что страдаешь раздвоением личности, проживая эту жизнь совместно с кем-то другим, как бесстрастный наблюдатель, невольно принимающий участие в его ошибках, то ты еще поймёшь, что этим кто-то всегда был ты сам. С крыльями или без.
Ты спрашиваешь, откуда всё это? Вот и я бы хотел это знать. Говорят, это из бессознательного… а еще говорят, что сознание – лишь масляное пятно, плавающее в мутной луже непостижимого. Бывает, блеснет что-нибудь, и отразится на этой плёнке причудливыми разводами.
день борьбы с самим собой
- Ого! Ты чего это так поздно? - удивился Ярре, открыв дверь.
- Да я не надолго. Вот, принёс то, что ты просил.
Я выложил ядовито зелёную дискету, на которую вот уже вторую неделю под разными предлогами не хотел записывать реферат из интернета. По-моему, про Буддизм.
- А что, завтра нельзя было зайти? Или ты так гуляешь перед сном?
- Ну да… А сколько время? - спросил я.
- Много. - Ярре осмотрел меня с ног до головы и, скривившись, добавил:
- У тебя сегодня какая-то особенно отвратная причёска…
- А это ан фиксед афтер баффинг - я безуспешно отшутился, - что, правда, ужасно?
- Не то слово.
Я попытался погладить разноцветную дзен-кошку, которая как всегда довольно прохладно отнеслась к моим попыткам. Мы прошли в зал, составлявший единственную жилую комнату. Рабочий стол был завален книгами и таблицами - по всей видимости,