без фотографий ты не был бы уверен в реальности физического мира?
у. Нет, ... конечно.
Но ведь объективность определяется не столько наличием регистрирующих приборов, сколько умением подчинить себе явление. И лучшее доказательство реальности физического мира -- это успешное действие в нем. И доказательством реальности тонких миров также могла бы стать способность успешно действовать. Другими словами, именно действенность эзотерического знания должна доказывать его достоверность. Но возможно ли такое доказательство?
У. Возможно.
у. А в чем заключается действенность эзотерического знания? Разве оно расширяет человеческие возможности больше, чем наука? Я не встречал упоминаний о машинах, творящих чудеса, или о технологиях обучения, позволяющих за ОБОЗРИМОЕ время учить ЛЮБОГО человека творить чудеса.
У. Это не главное.
Эзотерическое знание может дать человеку буквально сказочные возможности. Но предоставляет оно эти возможности иначе, чем наука.
Использовать достижения науки может, фактически, любой человек. Нравственный урод может так же ездить на автомобиле или пользоваться компьютером, как и святой. Эзотерическое знание не признает такого равенства и предоставляет человеку только те возможности, до которых он дорос, а если он хочет большего -- показывает, как дорасти до этого большего.
у. Другими словами, эзотерическое знание не стремится к росту могущества человека?
У. К самоценному росту могущества -- нет.
у. То есть цель науки -- увеличивать материальные возможности человека -- не является целью эзотерического знания?
У. Во всяком случае, не является главной целью. Главная цель эзотерического знания шире: ее достижение обеспечивает и достижение целей науки.
у. В чем же эта цель? Сделать человека счастливым? Но, Учитель, хотя об этом и не очень принято говорить, за стремлением науки к могуществу ведь тоже стоит надежда на счастье. Разве не в счастье сверхзадача науки?
У. Сверхзадача науки -- может быть. Но не цель эзотерического знания.
О счастье не принято говорить, потому что в материальном мире науки для идеального счастья просто нет места: наука не только не понимает, но и не задается вопросом, что такое счастье. Но, конечно, люди науки чувствуют его согревающее тепло и, ты прав, тянутся к нему. Только не к самому счастью, а к его отсвету -- солнечной дорожке на поверхности их мира.
у. Ты хочешь сказать, что мир науки плоский, а счастье объемно. И могущество -- такой же отсвет счастья на мир науки, как романтическая любовь -- отсвет счастья на мир романтиков, а мудрость -- на мир философов.
Значит, не будучи в состоянии видеть счастье, ученые тянутся к его плоской проекции -- могуществу? И в результате могущество, как заместитель (или даже заменитель) счастья, становится целью научного знания? Потому что неявно наука предполагает: чем человек могущественнее, тем он счастливее?
У. Конечно, предполагает. Только она ошибается.
у. Очевидно. Летающий в самолетах, связывающийся за минуты с любой точкой земного шара, проводящий четверть жизни у телевизора и защищенный (или вооруженный) атомной бомбой человек не более счастлив, чем его предок.
И ты хочешь сказать, что, так как эзотерическая картина мира многомернее научной, счастье находится не вне, а внутри нее?
У. Именно.
Но самое важное -- его роль в эзотерической картине Мира другая, не та всеорганизующая, главенствующая роль, которую играет отсвет счастья -- могущество -- в научной картине мира.
В эзотерической картине Мира счастье само только отсвет, один из многих аспектов, следствие или даже, если хочешь, побочный результат достижения Истинной Цели эзотерического знания -- того, что организует всю картину.
у. Это я не вполне понимаю. Пожалуйста, объясни, что ты имеешь в виду.
У. Хорошо. Но сначала скажи, что такое, по-твоему, счастье?
у. Ну... Я думаю, что радости человека разнокачественны. Есть тусклые радости от покупки автомобиля, а есть яркие -- от музыки Баха. Радости многих людей сосредоточены вокруг грубых удовольствий. И они даже не представляют, что есть другие радости: радости творчества, бескорыстной любви, упоения красотой, соприкосновения с Небом.
Еще я думаю, что нельзя путать счастье ни с довольством, ни с удачливостью. Настоящее счастье проявляется в особых эманациях, в свете глаз, в том, что мало поддается описанию, но безошибочно чувствуется.
Животные лишены такого счастья. Радость носящегося по лугу жеребенка или виляющей хвостом собаки еще не счастье.
Только настоящее счастье почти