знание Древней Руси
революций, он был и остается мистическим центром России.
Меня связывают с Петербургом особые отношения. Начать хотя бы с того, что здесь, на Васильевском ост¬рове, родился мой отец. В его дневнике я прочел напи¬санные им уже в эмиграции стихи. В основном это были слабые, почти юношеские вирши без начала и конца, так — поток сознания. Но две строчки врезались мне в память: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров приползу умирать...»* Ему не уда¬лось сделать этого. Я же приехал сюда с несколько ины¬ми целями: не смерть я здесь искал, но кончики нитей, вплетающихся в узор истинного Бессмертия. Какими конкретными результатами должны были увенчаться мои поиски? Я не знал. Точнее, понимал, что результа¬том может быть все что угодно.
Остановившись в гостинице «Прибалтийская», рас¬положенной на самом берегу Финского залива, я в пер¬вый же день приступил к «охоте на лис». На Васильев¬ском острове я довольно быстро выявил несколько ано¬мальных зон: возле самой гостиницы, на углу улицы со странным названием «Шкиперский проток» и Гаван¬ской улицы, на Смоленском кладбище, на 16-й линии, и т. д. Я посетил даже родильный дом, в котором отец появился на свет. Старушка-старожилка показала мне
* На самом деле автором стихов, как выяснилось впоследствии, являлся известный поэт И. Бродский (1940—1996).
тщательно заложенный кирпичами парадный подъезд, поведав легенду о том, что когда-то здесь родился Дра¬кон-Антихрист, и всех младенцев, проносимых после него через те же двери, постигала страшная судьба. Так что пришлось сделать другой вход, а этот замуровать цементом, замешанным на святой воде с землей от скле¬па петербургской юродивой — Ксении Блаженной...
Кроме Васильевского, мною был исхожен и изучен весь центр города. Руководствуясь дневником, словно путеводителем, я чувствовал себя так, будто вернулся в свой город, хотя и не был здесь никогда. Я бродил по набережным каналов и рек, особенно в старой централь¬ной части, к счастью, до сих пор неухоженной и необус-троенной, сохранившей благодаря этому свою уникаль¬ную энергетику. В особенности меня привлекали набе¬режные канала Грибоедова (или Грибонала, как для краткости зовут его местные жители). Поначалу я, как и многие, полагал, что назван он в честь русского писа¬теля-дипломата с трагической судьбой, автора пьесы «Горе от ума». Но нет! Его назвали в честь инженера, предложившего новую систему канализации — великое благо для великого города... Впрочем, извините,