Дин Кунц

Душа Тьмы

никогда не узнает, что вы выздоровели и

готовы вернуться в свое тело. Куда меньше проблем - вы будете работать на

нас, а нам не придется платить за это. Сдается мне, это неплохая идея.

Сиделка не слишком вникала в суть происходящего, но на ее лице отражалось

полное согласие с Морсфагеном.

Доктор считал удары моего пульса, прослушивал легкие, осматривал глаза и

уши, игнорируя все вокруг.

Часовой имел такой же невозмутимый вид, как и Морсфаген.

Я был один.

Но теперь на моей стороне выступали интеллект Ребенка, усиливавший мой

собственный, и хитрость, которой я прежде не обладал. Морсфаген думал, что

знает меня: парень, мол, несдержан и остер на язык, но не слишком

сообразителен. А я изменился и теперь был не менее опасен, чем он сам.

- Тут есть одна проблема, - сказал я.

- Какая?

- Я говорил вам, что мне понадобится целый месяц, чтобы побороть

собственное безумие и освободиться от сумасшествия Ребенка. Я чуть снова не

потерял рассудок, пробиваясь наружу через ландшафты его подсознания. Вы

сканировали на этом уровне?

Он кивнул, но ничего не сказал.

- Теперь, если я останусь в этом теле, поблизости от его разума, то опять

впаду в безумие - и на этот раз оно будет перманентным. Я уже не смогу

восстановиться.

Неживой свистящий полушепот Ребенка делал мои слова более убедительными.

Морсфаген задумался, точно почувствовал перемену во мне, уловил

обретенную хитрость. И все-таки не мог рисковать и понимал, что моя взяла.

Решись он запереть меня в теле Ребенка, и может проиграть подчистую. А

такие промахи отнюдь не способствуют военной карьере.

- Отвезите его, - приказал он доктору. - Мы вернем ему тело.

Он улыбнулся мне, но улыбка эта была не из приятных.

- Но вам лучше сотрудничать с нами, Келли. Сейчас война, и нам не до

ваших выкрутасов.

- Я понимаю, - не без сарказма ответил я.

- Надеюсь. - И он ушел.

Через несколько минут меня повезли по коридорам на рандеву с моим

собственным погруженным в кому телом...

Все это время я торжествовал: мне, похоже, удается одержать верх, и,

прежде чем они разберутся, что к чему, я окажусь в выигрышном положении.

Теперь я обладал энергией и силой двух разумов, к тому же мой собственный

интеллект был теперь дополнен сложнейшим интеллектом Ребенка. Они - просто

люди, говорил я себе, куда им тягаться со мной.

Я не понимал, что совершаю ту же ошибку, которую уже совершал дважды.

Раньше я считал себя Христом Второго Пришествия, и эта фантазия превратила

мою жизнь в кошмар. В подсознании Ребенка я охотно перевоплощался в

мифологические образы, в нечто сверхчеловеческое, и это могло стоить мне

разума. И вот теперь, когда меня везли по коридору, я снова видел в себе

нечто большее, чем человек, - младшего Бога, который вскоре явит свою силу.

И эта иллюзия собственного величия неизбежно должна была привести к

непоправимому несчастью... И привела...

Глава 2

Мои ноги сводила судорога, от малейшего движения начинали болеть руки и

плечи - должно быть, персонал не очень-то хорошо следил за моей бренной

оболочкой в течение того месяца, что она пребывала в полной неподвижности. Я

ощущал слабость, желудок мой, казалось, сжался, а все внутренности ссохлись.

Тем не менее все прошло прекрасно. Я был так рад снова очутиться в своем

собственном теле, что не придавал значения неудобствам, связанным с моим

возвращением к жизни, а потому не жаловался и даже старался не кривиться от

боли.

Морсфагена это, похоже, разочаровало. Тело Ребенка увезли из комнаты -

оно будет жить, хотя никогда уже не станет вместилищем разума. Я им этого не

сказал, поскольку еще не выбрался из здания ИС и из цепких рук военных.

Морсфаген не простит мне такого фокуса, и мне очень не хотелось бы оказаться

поблизости, когда он узнает правду, Я принял душ, смывая многонедельный

запах больничной койки. Горячая вода разогрела одеревеневшие мышцы, и

одеваться мне было уже не слишком тяжело. Когда я надел куртку и посмотрел

на себя в зеркало, Морсфаген сказал:

- Ваш стряпчий ждет внизу.

Я удержался от уничижительной реплики, потому что знал: именно этого он и

ждет. Генерал упорно искал повод задержать меня - силой или превентивным

арестом. Почему мы не поладили с самого начала и почему теперь наши распри

переросли в ненависть? Этого я не знал. Конечно, мы принадлежали