в эту стену, сравнимо с тем, как если бы мое тело скручивали,
словно волокна веревки.
На другой стороне находилась ужасная пустынная равнина с
небольшими круглыми песчаными дюнами. Вокруг нас были очень низкие
желтые облака, но ни неба, ни горизонта не было видно. Клочья
- 129 -
бледно-желтого тумана мешали видимости. Очень трудно было ходить.
Давление, казалось, было намного больше того, к которому привыкло мое
тело. Мы с Гордой шли бесцельно, но женщина-нагваль, казалось, знала
куда она идет. Чем дальше мы уходили от стены тумана, тем темнее
становилось и тем труднее было двигаться. Мы с Гордой не могли больше
идти выпрямившись; мы были вынуждены ползти. Я потерял всю силу, и так
же Горда. Женщине-нагваль пришлось тащить нас волоком обратно к стене и
вытаскивать затем оттуда.
Мы повторяли это путешествие бесчисленное число раз. На первых
порах дон Хуан и Сильвио Мануэль помогали нам, останавливая стену
тумана, но затем я и Горда сами добились в этом чуть ли не такого же
мастерства, как женщина-нагваль.
Мы научились останавливать вращение этой стены. Произошло это для
нас совершенно естественно. Например, я однажды вообразил, что ключом
является мое намерение - особый аспект моего намерения, потому что это
не было моим волевым действием, несколько я его знаю. Это было
интенсивное желание, которое фокусировалось в центре моего тела. Была
непонятная нервозность, от которой по мне пробегала дрожь, а затем она
превратилась в силу, которая в действительности не остановила стену, а
заставила какую-то часть моего тела непроизвольно повернуться вправо на
90 градусов.
Результатом было то, что на секунду у меня было два поля зрения: я
смотрел на мир, разделенный на две половины и в тоже время я смотрел
прямо на гущу желтоватого испарения. Последнее поле зрения взяло верх
и что-то толкнуло меня в туман и за него.
Другое, чему мы научились, это смотреть на ту местность, как на
реальность. Наши путешествия приобрели для нас такую же материальность,
как экскурсия в горы или морская поездка на яхте. Пустынная равнина с
подобными песчаным дюнам буграми стала столь же реальна для нас, как и
любая другая часть мира.
У нас с Гордой было такое чувство, будто мы втроем провели уже
целую вечность между параллельными линиями. Однако мы не могли
припомнить, что же в действительности там испарялось. Мы могли только
вспоминать ужасающие моменты, когда нам надо было покидать эту
местность. Это всегда бывал момент страшной тревоги и неуверенности.
Дон Хуан и все его воины с большим любопытством следили за всеми
нашими попытками; единственным, кто никак не соприкасался с нашей
деятельностью, был Элихио.
Хотя он и сам был безупречным воином, сравнимым с воинами дона
Хуана, он не принимал участия в нашей борьбе и никак не помогал нам.
Горда сказала, что Элихио удалось прилепиться к Эмилито и этим прямо к
партии дона Хуана. Он никогда не был частью нашей проблемы, потому что
ему войти во второе внимание и путешествовать там было все равно, что
глазом моргнуть.
Горда напомнила мне тот день, когда необычайные таланты Элихио
позволили ему обнаружить, что я - не их человек, задолго до того, как
кто-либо еще хотя бы заподозрил истину.
Я сидел на заднем крыльце дома Висенте, когда внезапно появились
Эмилито и Элихио. Все принимали за должное, что Эмилито должен был
исчезать на долгие периоды времени, когда же он вновь появлялся, то
каждый опять-таки считал само собой разумеющимся, что он вернулся из
путешествия. Никто не задавал ему никаких вопросов. Он докладывал о
своих находках сначала дону Хуану, а затем любому, кто хотел его
слушать.
- 130 -
В тот день все выглядело так, будто Эмилито и Элихио только что
вошли через заднюю дверь. Эмилито, как всегда, кипел. Элихио, как
обычно, был спокойным и бесстрастным. Я всегда думал, когда видел их
вместе, что утонченность личности Эмилито подавляла Элихио и делала его
еще более замкнутым.
Эмилито вошел внутрь, разыскивая дона Хуана, а Элихио
приветствовал меня. Он улыбнулся и сел рядом со мной. Он положил руку
мне на плечи и шепотом сказал, что сломал печать параллельных линий и
может теперь