Карлос Кастанеда

Дар орла (Часть 2)

женщина для тебя - это нечто созданное для твоей выгоды.

Женщина для тебя глупа, а тот факт, что ты мужчина и нагваль, еще более

все усложняет.

- 147 -

Я почувствовал необходимость защититься. Я думал, что она слишком

скорая на мнения дама, и хотел ей это сказать. Я начал длинную фразу,

но сорвался почти немедленно, услышав ее смех. Это был веселый,

молодой смех. Дон Хуан и дон Хенаро все время смеялись надо мной, и

смех их тоже был молодой, но у Флоринды была другая вибрация. В ее

смехе не было спешки и не было давления.

- Я думаю, нам лучше войти внутрь, - сказала она, - там не будет

никаких отвлечений. Дон Хуан уже водил тебя повсюду, показывая тебе

мир; это было важно для того, что он должен был тебе говорить. Я должна

говорить о других вещах, которые требуют другой обстановки.

Мы сели на кожаную кушетку в нише у веранды. В помещении я

почувствовал себя лучше. Она сразу начала рассказывать свою жизнь.

Она сказала, что родилась в довольно большом мексиканском городе в

богатой семье. Поскольку она была единственным ребенком, родители

портили ее с самого рождения. Без малейшей ложной скромности Флоринда

признала, что она всегда сознавала свою красоту. Она сказала, что

красота - это демон, который множится и процветает при наличии

поклонения. Она заверила меня, что может сказать без тени сомнения, что

побороть этого демона труднее всего и если я посмотрю вокруг на тех,

кто красив, то обнаружу самые изуродованные существа, которых только

можно вообразить.

Я не хотел с ней спорить, но имел очень сильное желание сказать

ей, что она все же догматична. Видимо, уловив мое чувство, она

подмигнула мне.

- Они изуродованы, лучше проверь их, - продолжала она, - испытай

их. Не соглашайся с их идеей, что они красивы и из-за этого важны, - и

ты сразу увидишь, что я имею в виду.

Она сказала, что вряд ли может винить своих родителей или саму

себя за свое поведение. Все вокруг нее, будто сговорившись, с самого

младенчества давали ей возможность чувствовать себя важной и

уникальной.

- Когда мне было 15, - продолжала она, - я считала, что являюсь

величайшим, что когда-либо было на земле. Все так говорили, особенно

мужчины.

Она призналась, что в отроческие годы она наслаждалась вниманием и

связями с несколькими любовниками. В 18 лет она обстоятельно выбрала

наилучшего мужа из не менее чем 11 серьезных ухажеров. Она вышла замуж

за Селестино - человека с большими средствами и старше ее на 15 лет.

Флоринда описывала свою замужнюю жизнь как рай на Земле. К тому

огромному кругу друзей, которых она имела, она добавила друзей

Селестино, и в результате получился большой и непрекращающийся

праздник.

Блаженство ее продолжалось, однако, всего 6 месяцев, которые

пролетели незаметно. Все пришло к внезапному и жестокому концу, когда

она заразилась загадочной и уродующей болезнью. Ее левая стопа, колено

и икра начали раздуваться. Очертание ее прекрасной ноги исчезло.

Опухоль стала такой сильной, что воспаленные кожные ткани разрывались.

Вся ее нога от колена и вниз покрылась болячками и гнойными

выделениями. Кожа отвердела, заболевание было диагностировано как

слоновая болезнь. Доктор пытался облегчить ее состояние, но его попытки

были неуклюжи и болезненны и в конце концов было решено, что только

Европа, где медицинские центры более развиты, может излечить ее. За

каких-то 3 месяца рай Флоринды превратился в ад. В отчаянии, искренне

страдая, она хотела лучше умереть, чем так продолжать. Ее страдания

- 148 -

были так трогательны, что однажды девушка служанка, будучи не в силах их

больше выносить, призналась ей, что была подкуплена прежней любовницей

Селестино, чтобы добавить определенный состав в пищу - яд,

приготовленный магами. Служанка для искупления своей вины пообещала

отвести ее к знахарке, которая по слухам является единственным

человеком, способным обезвредить яд.

Флоринда усмехнулась, вспомнив свои затруднения. Она была

воспитана набожной католичкой. Она не верила ни в колдовство, ни в

индейских знахарей. Боль ее была, однако, столь интенсивной, а

положение столь серьезным, что она была