его ценность; большее - порождает нетребовавшийся излишек, который
ощущается как удовольствие только до тех пор, пока мы способны во время
наслаждения повышать наше желание. Если мы не в состоянии повышать наше
желание и параллельно не отставать от возрастающего удовольствия, то
удовольствие превратится в страдание. Предмет, который иначе удовлетворил бы
нас, обрушивается на нас без нашего желания, и мы от этого страдаем. Вот
доказательство того, что удовольствие имеет для нас ценность только до тех
пор, пока мы можем измерять его нашим желанием. Избыток приятного чувства
переходит в боль. Мы можем наблюдать это особенно у тех людей, потребность
которых в каком-либо роде удовольствия весьма незначительна. Для людей, у
которых притупилось влечение к пище, еда легко становится противной. Отсюда
также следует, что желание служит мерилом ценности удовольствия.
Пессимизм может возразить на это: неудовлетворенное влечение к пище
приносит в мир не только неудовольствие из-за отсутствующего наслаждения, но
и положительные страдания, мучения и бедствия. Он может при этом сослаться
на неописуемо бедственное положение человека, который поглощен заботами о
пропитании; на сумму страданий, косвенно возрастающую у таких людей из-за
недостатка в пище. А если ему захочется применить свое утверждение также и к
внечеловеческой природе, то он может указать на мучения животных, обреченных
на голодную смерть в известные времена года. Об этих бедствиях пессимист
утверждает, что они с избытком перевешивают вносимое в мир влечением к пище
количество наслаждения.
Радость и страдание, несомненно, можно сравнивать между собой и
определять перевес того или другого, как это происходит в случае прибыли и
убытка. Но если пессимизм полагает, что перевес оказывается на стороне
страдания, и считает возможным вследствие этого заключить о никчемности
жизни, то он заблуждается хотя бы уже потому, что производит вычисление,
невыполнимое в действительной жизни.
Наше желание направляется в отдельном случае на определенный предмет.
Ценность удовольствия от удовлетворения желания будет, как мы видели, тем
больше, чем больше количество удовольствия по отношению к величине нашего
желания*. Но от величины нашего желания зависит также и количество
страдания, с которым мы согласны смириться, лишь бы достигнуть удовольствия.
Мы сравниваем количество страдания не с количеством удовольствия, а с
величиной нашего желания. Любитель поесть легче переживает период голодания
- ради наслаждения, ожидающего его в более благоприятные времена, - чем тот,
кому чужда эта радость от удовлетворения влечения к пище. Женщина, желающая
иметь ребенка, сравнивает счастье, которое сулит ей обладание им, не с
множеством страданий, доставляемых ей беременностью, родами, уходом за
ребенком и т.д., а со своим желанием иметь ребенка.
(* Тот случай, когда благодаря чрезмерному повышению удовольствия оно
переходит в страдание, мы здесь не принимаем в соображение.)
Мы никогда не домогаемся какого-то абстрактного удовольствия
определенной величины, но только конкретного и совершенно определенного
удовлетворения. Когда мы стремимся к удовольствию, которое должно быть
удовлетворено определенным предметом или определенным ощущением, мы не можем
довольствоваться тем, что нам достается другой предмет или другое ощущение,
которое причинит нам удовольствие одинаковой величины. Кто стремится к
насыщению, тому нельзя будет заменить удовольствие от него другим,
одинаковым по величине, но вызываемым прогулкой удовольствием. Только в том
случае, если наше желание в самой общей форме стремилось бы к определенному
количеству удовольствия, ему пришлось бы тотчас же заглохнуть, едва лишь
выяснилось бы, что это удовольствие не может быть достигнуто без
превосходящего его по величине количества страданий. Но так как мы стремимся
к некоему вполне определенному удовлетворению, то удовольствие от исполнения
желания наступает и тогда, когда вместе с ним приходится смиряться и с
превосходящим его неудовольствием. Поскольку инстинкты живых существ
движутся в определенных направлениях и преследуют конкретную цель, то
вследствие этого становится невозможным принимать в расчет в качестве
равнозначащего фактора количество страдания, противостоящего на