Церковь ополчается поэтому не только против поступков, но в
особенности против нечистых мыслей, т. е. побудительных оснований моего
поведения. Она лишает меня свободы, когда нечистыми кажутся ей все
побудительные основания, которые задает не она. Церковь или какое-либо иное
сообщество порождает несвободу, когда священники или наставники делают себя
повелителями совести, т. е. когда верующие должны получать от них (из
исповедальни) побудительные основания своего поведения.
Дополнение к новому изданию 1918 г. В этих рассуждениях о человеческом
волении представлено, что может пережить человек в своих поступках, чтобы
посредством этого переживания прийти к сознанию: мое воление свободно.
Особенно важно здесь то, что право называть воление свободным достигается
посредством переживания: в волении осуществляется идеальная интуиция. Это
может быть только результатом наблюдения, но оно и есть таковой результат в
том смысле, в каком человеческое воление наблюдает себя в ходе развития,
цель которого заключается в достижении такой обусловленной чисто идеальной
интуицией возможности воления. Последняя может быть достигнута в силу того,
что в идеальной интуиции не действует ничего, кроме ее собственной, на себе
самой основанной сущности. Когда в человеческом сознании присутствует такая
интуиция, она развивается не из процессов организма (см. стр. 582), но
органическая деятельность отодвигается на задний план, чтобы очистить место
идеальной. Если я наблюдаю воление, являющееся отображением интуиции, то из
этого воления устранена органически необходимая деятельность. Такое воление
свободно. Эту свободу воления не сможет наблюдать тот, кто не в состоянии
узреть, каким образом свободное воление состоит в том, что интуитивным
элементом прежде всего ослабляется, оттесняется необходимая деятельность
человеческого организма и ее место заполняет духовная деятельность
пронизанной идеей воли. Только тот, кто не в состоянии осуществить это
наблюдение двучленное свободного воления, верит в несвободу всякого волення.
Кто может осуществить его, тот достигает прозрения, что человек несвободен
постольку, поскольку он не может довести до конца процесс оттеснения
органической деятельности, но что эта несвобода стремится к свободе, а
последняя представляет собой отнюдь не какой-то абстрактный идеал, но
заложенную в человеческом существе направляющую силу. Человек свободен в той
мере, в какой он в состоянии осуществлять в своем волении тот душевный
строй, который живет в нем, когда он осознает образование чисто идеальных
(духовных) интуиции.
XIII. ЦЕННОСТЬ ЖИЗНИ (ПЕССИМИЗМ И ОПТИМИЗМ)
Вопросу о цели или назначении жизни (ср. стр. 614) соответствует другой
вопрос - о ее ценности. Мы встречаемся в этом отношении с двумя
противоположными воззрениями, а в промежутке между ними - со всеми мыслимыми
попытками примирения. Одно из этих воззрений гласит: наш мир - наилучший из
мыслимых и возможных миров, а жизнь и деятельность в нем - неоценимейшее из
благ. Все в нем предстает гармоничным и целесообразным взаимодействием и
достойно изумления. Даже кажущееся злым и скверным познается с высшей точки
зрения как добро, ибо являет благотворную противоположность добра; мы тем
лучше можем оценивать последнее, когда оно выделяется на первом. Зло не есть
нечто доподлинно действительное; мы ощущаем как зло только меньшую степень
блага. Зло есть отсутствие добра, а не что-нибудь такое, что имело бы
значение само по себе.
Другое воззрение утверждает: жизнь полна мучений и бедствий, страдание
повсюду перевешивает удовольствие, горе превозмогает радость. Бытие - это
бремя, и небытие следовало бы при всех обстоятельствах предпочесть бытию.
Главными представителями первого воззрения, оптимизма, надлежит считать
Шсфтсбери и Лейбница, а второго, пессимизма, - Шопенгауэра и Эдуарда фон
Гартмана.
По мнению Лейбница, этот мир есть лучший из миров. Лучше его не может
быть. Ибо Бог добр и мудр. Добрый Бог хочет сотворить лучший из миров;
мудрый знает его; он может отличить его от всех других и худших. Только злой
или немудрый Бог был бы способен сотворить худший мир, чем наилучший из
возможных.
Кто исходит из этой точки зрения, тот с легкостью может предначертать
человеческой деятельности направление, которое она должна