части человеческого тела определено
и обусловлено не какой-нибудь витающей в воздухе идеей этой части, а связью
с более крупным целым - с телом, которому принадлежит данная часть, так и
образование каждого природного существа, будь то растение, животное или
человек, определено и обусловлено не витающей в воздухе идеей такового, а
принципом формы более значительного, целесообразно себя изживающего и
формирующего целого природы'. И еще на стр. 191 того же тома: 'Теория цели
утверждает только то, что, несмотря на тысячи неудобств и мук этой тварной
жизни, в образованиях и стадиях развития природы явно содержится некая
высокая целесообразность и планомерность, - однако планомерность и
целесообразность, осуществляющие себя только в пределах естественных законов
и не рассчитанные на целый мир тунеядцев, в котором жизни не противостояла
бы смерть, становлению - прохождение со всеми более или менее безрадостными,
но решительно неизбежными промежуточными ступенями.
Когда противники понятия цели противопоставляют еле собранную мусорную
кучку половинчатых или цельных, мнимых или действительных
нецелесообразностей миру чудес целесообразности, каковым являет его во всех
областях природа, то я нахожу это в равной степени потешным'.
Что называется здесь целесообразностью? Согласованность восприятий в
некое целое. Но так как в основе всех восприятий лежат законы (идеи),
которые мы находим посредством нашего мышления, то планомерная
согласованность членов воспринимаемого целого и есть как раз идеальная
согласованность содержащихся в этом воспринимаемом целом членов единой
идейной целостности. Когда говорится, что животное или человек не определены
витающей в воздухе идеей, то это лишь неудачное выражение, и осуждаемое
здесь воззрение при правильном выборе выражений само по себе утрачивает свой
абсурдный характер. Животное, конечно, определено не какой-то витающей в
воздухе идеей, а врожденной ему и составляющей его закономерную сущность
идеей. О целесообразности нельзя говорить как раз потому, что идея не
находится вне вещи, а действует в ней как ее сущность. И кто отрицает, что
природное существо определено извне (все равно, витающей ли в воздухе или
существующей вне твари, в духе мирового Творца идеей), как раз он-то и
должен признать, что это существо определяется не целесообразно и планомерно
извне, а причинно и закономерно изнутри. Я лишь тогда конструирую машину
целесообразно, когда привожу ее части в такую связь, которой они не имеют от
природы. Целесообразность ее устройства состоит тогда в том, что я полагаю
способ действия машины в ее основу как ее идею. Машина становится вследствие
этого объектом восприятия с соответствующей идеей. Таковы же и существа
природы. Кто называет вещь целесообразной оттого, что она построена
закономерно, тому следовало бы приложить это обозначение именно к природным
существам. Но только эту закономерность не надо смешивать с закономерностью
субъективных человеческих поступков. Для цели совершенно необходимо, чтобы
действующая причина была понятием, и притом понятием следствия.
В природе же нигде нельзя обнаружить понятий, как причин; понятие
всегда оказывается лишь идеальной связью между причиной и следствием.
Причины существуют в природе только в форме восприятий.
Дуализм может разглагольствовать о мировых и природных целях. Там, где
для нашего восприятия обнаруживается закономерное сочетание причины н
следствия, дуалист может допустить, что мы видим лишь оттиск некой связи, в
которой абсолютная мировая сущность реализовала своп цели. Для монизма
вместе с абсолютной, не переживаемой, но гипотетически измышляемой мировой
сущностью отпадает также и основание для допущения мировых н природных
целей.
Дополнение к новому изданию 1918е. Если непредубежденно продумать
развитую здесь тему, то нельзя будет утверждать, будто автор этого изложения
со своим отрицанием понятия цели применительно к фактам внечеловеческого
порядка стоял на почве тех мыслителей, которые отклонением этого понятия
создают себе возможность понимать все лежащее вне человеческой деятельности
- а затем и ее самое - как только природное свершение. От этого его должно
было бы защитить уже одно то обстоятельство, что самый процесс мышления
изображается в