Уильям Гибсон

Нейромантик (Часть 2)

от песка... Кейс обнимал себя руками, баюкал и

успокаивал, напевая колыбельную без слов и мелодии.

Небо тоже было цвета серебра, но другого. Тиба. Это было небо

Тибы. Токийский залив? Кейс повернул голову и посмотрел вдаль,

ожидая увидеть голографическую рекламу 'Фудзи электрик', авиетку или

вертолет, хоть что-нибудь.

Над ним пронзительно закричала чайка. Кейс вздрогнул.

Поднимался ветер. Песок стал колоть его щеки. Кейс спрятал лицо

в колени и заплакал, но звуки его рыданий были такими же далекими и

чужими, как и крик высматривающей добычу чайки. Теплая моча

пропитала его джинсы, вышла на песок, но очень быстро остыла под

порывами ветра со стороны моря. Наконец он уже не мог рыдать, потому

что слезы у него иссякли и заболело горло.

- Зимнее Безмолвие, - пробормотал Кейс себе в колени, - Зимнее

Безмолвие...

Становилось темнее, и теперь он дрожал уже не от горя, а от

холода, и именно холод заставил его встать.

Колени и локти болели. Из носа текло; Кейс утер нос рукавом

куртки, после чего обшарил один за другим ее пустые карманы.

- Господи, - сказал он, ссутулив плечи и пряча ладони под

мышками в поисках тепла. - Господи.

Зубы у него начали стучать.

Прилив кончился, на берегу остались красивые песчаные волны,

значительно более искусные и ровные, чем исполненные любым токийским

роботом-садовником. Сделав несколько десятков шагов по направлению к

городу, Кейс оглянулся и посмотрел назад, в сгущающуюся тьму. Следы

его шагов цепочкой змеились от места прибытия. До него и вокруг

песок был гладким и ровным.

К тому моменту, когда Кейс увидел свет, он, по его мнению,

прошел чуть больше километра. Он разговаривал с Рацем, и именно Рац

обратил его внимание на свет, на далекое оранжево-красное свечение

справа, в стороне от моря. Кейс знал, что Раца здесь нет, что

бармен - плод его воображения, а не часть спектакля, который перед

ним сейчас разыгрывали, но по большому счету это не имело значения.

Кейс вызвал сюда Раца, чтобы хоть как-то собраться с мыслями и

немного прийти в себя, но у Раца имелись собственные соображения

относительно Кейса и того затруднительного положения, в котором он

оказался.

- В самом деле, дружище артист, ты удивляешь меня - какой

длинный путь ты способен проделать, чтобы добиться наконец

саморазрушения! А какие усилия ты к этому прилагаешь! В Ночном

Городе все это у тебя уже было, под самым носом, протяни руку и

бери! Темп жизни, чтобы заткнуть глотку голосу рассудка; выпивка,

чтобы дело не сбавляло оборотов; Линда для сладкой печали и улица,

чтобы не забывать, как крепко надо держать топор. Как же далеко ты

сейчас забрался, чтобы оказаться в точно таком же положении! А какие

нелепые декорации... Почти игрушечный домик, висящий в космосе,

герметически закрытые двери, антикварное барахло из Европы, мертвец,

заключенный в маленькую шкатулку, колдовская утварь из Китая... -

Рац усмехнулся, с трудом вытаскивая ноги из песка и едва поспевая за

Кейсом - розовый манипулятор бармена самодовольно жужжал при каждом

его шаге. Несмотря на темноту, Кейс почему-то видел зубы бармена из

старой, почерневшей стали.

- Но, наверно, это стиль жизни всех артистов, или я ошибаюсь?

Тебе до зарезу было необходимо, чтобы тебе выстроили этот мир, этот

пляж, это место. Для того, чтобы умереть здесь.

Кейс остановился и повернулся лицом в сторону шелеста прибоя и

свиста поющего под ветром песка.

- Да, - сказал он. - Черт. Но мне казалось...

Кейс пошел на шум моря.

- Эй, артист, - закричал ему в спину Рац. - Свет. Видишь, вон

там, свет. Туда. Туда иди...

Кейс снова остановился, пошатнулся и упал на колени в

нескольких сантиметрах от ледяной воды.

- Рац? Свет? Рац?

Но темнота была кромешной, сплошной, и единственным звуком был

шум прибоя. Кейс поднялся на ноги и попытался вернуться назад по

собственным следам.

Прошло еще немного времени. Кейс по-прежнему шел по песку.

И вот он появился перед ним и становился все ярче и ярче с

каждым его шагом. Свет. Прямоугольник. Дверь.

- Там костер, - сказал он сам себе, и ветер сорвал и унес слова

с его губ.

Это был бункер из камня или бетона, почти полностью занесенный

текучим песком. Вход в бункер, в мощной, почти в метр толщиной

стене, был низким и очень узким, без двери.