разума. Миры, которым не была дарована Тора. Миры, которые…
Он не завершил фразу — навстречу понеслась туго закрученная трехвитковая спираль, лохматившаяся и распадавшаяся на отдельные точечки звезд, а звезды убегали в стороны, оставляя на пути одну — расширявшийся в пространство оранжевый шар. Излучение должно было слепить, но И.Д.К. смотрел, не щурясь, и почему то это, совершенно неприметное, обстоятельство поразило его более, чем все, виденное прежде. С ощущением этого чуда он и свалился на поверхность планеты, пролетев сквозь атмосферу, будто пуля сквозь живые ткани тела.
Звезда удивленно светила с неба, рядом стояли друзья — уже и Муса присоединился к группе в своем обычном облике, — и И.Д.К. понял, что ноги его по щиколотку погружены в липкую жижу, ту самую, которая попыталась уничтожить лагерь на Саграбале.
Где они оказались и когда?
И что могли сделать?
Никакой силы не ощущал в себе сейчас И.Д.К. — одно только желание вытащить из грязи ногу и поставить ее на что нибудь твердое. Но твердого не было — одна грязь, которая уже не просто налипала на ноги, но начала закрученным бурым стеблем ползти вверх по истрепанной брючине, это было не столько неприятно, сколько противно, и И.Д.К. тряхнул ногой, сбрасывая ползущую тварь.
Ричард подал голос:
— Муса привел нас в то время, когда существо, напавшее на Саграбал, было еще неразумным. И на планету, где это существо возникло.
— Кто нибудь оценил длину пройденного пути? — спросил И.Д.К., расправляя мысли как скатерть на столе.
— Сто семнадцать миллионов лет под средним углом примерно в сорок пять градусов к первой временной оси. — сказал Ричард. — А в пространстве ты наверняка видел эту зеленую точку, когда мы пролетали через…
— Да, — сказал И.Д.К., вспомнив.
Он поднялся над грязью, чтобы разглядеть, где кончается чудовищная живая лужа. Граница была — выступавшая на поверхность горная цепь, но сразу за ней колыхалось еще одно существо размером с Азовское море, и И.Д.К. знал, что обнаружит сотни подобных созданий, поднявшись до стационарной орбиты и обозрев планету целиком.
— Уничтожить эту гадость сейчас, — сказал Муса, — и не будет проблемы.
— Это жизнь, — с сомнением отозвался Йосеф. — Творец создал ее наравне с другими…
Убивать И.Д.К. не хотел — даже этих тварей, которые много миллионов лет спустя найдут способ выйти в космос и даже разберутся в сути измерений Вселенной настолько, чтобы, пользуясь ими, захватывать новые жизненные пространства.
Йосеф думал о том же, мысли их, скрестившись, отразились от мыслей Ричарда и Мусы и образовали замкнутую структуру с единственным логическим выходом:
— Действовать сейчас — значит, убить живое с многолетней историей. Даже если такое убийство оправдано необходимостью, оно отвратительно.
— Можно сместиться назад во времени и уничтожить эту жизнь в момент зарождения. Будет ли это убийством?
— Безусловно. Так же, как является убийством уничтожение живого в чреве матери. Созданное Творцом принадлежит Творцу.
— Можно ли сказать, что, не позволив мужчине и женщине соединиться, ты убиваешь их будущего ребенка?
— Нет, потому что в этом случае речь идет лишь о возможности рождения, и, следовательно, убийство из категории истинности переходит в категорию возможности, которая ослабевает при смещении к более раннему времени…
Вывод был ясен. Руководил Муса, проложив путь в извилинах сфирот еще на триста миллионов лет в прошлое.
Планета, которую они увидели, оказалась безжизненным шаром, покрытым многокилометровым слоем облаков, а звезда выбрасывала в космос плазму вулканами протуберанцев.
— По сути, — сказал И.Д.К., — нужно сделать немногое. К примеру, повысить на один два градуса среднюю температуру поверхности планеты. Границы зарождения жизни очень узки…
Лишь после того, как он подумал эту фразу, И.Д.К. понял, что они, действительно, могли бы это сделать — собственно, и фраза пришла ему на ум лишь потому, что действие, ей соответствовавшее, было возможно. Он мог изменять миры? Он мог взорвать звезду или заставить ядерные реакции внутри нее протекать быстрее?
— Да, — голос Ричарда, — мы это можем сделать. Но сделаем ли?
— Почему нет? — голос Мусы. — Мы даже не убьем. Нельзя убить то, чего еще нет.
— Видишь ли, Муса, — голос Ричарда, — убив эту жизнь послее ее появления, мы, возможно, станем палачами. Убив ее до зарождения, мы возомним себя творцами сущего, а это, согласись, иная категория власти.
— Ты сказал! — это был голос Йосефа, неожиданно жесткий и угрюмый, насколько может быть угрюмым голос, представленный не звуком, но мыслью.