Песах Амнуэль

Люди Кода

Выражаясь языком науки, телепатическая связь была изначально предусмотрена как свойство человека разумного, но законсервирована в генетическом аппарате и лишь изредка в результате мутаций проявляла себя. Сейчас то в чем проблема? Изменения в организме коснулись и этой способности, ее, кстати, — одной из первых. Теперь, как понимал Мессия, проблема лишь в том, чтобы научиться этой способностью управлять. Чисто физическое умение. Все равно, что садишься без подготовки за руль. Знаешь, что машина — твоя, знаешь, что нужно что то потянуть, на что то надавить и что то повернуть. Но в какой последовательности? Приходится полагаться на интуицию — она то подчиняется непосредственно генетической программе, ей то все известно, вот пусть и подскажет.

Мессия сложил листок, спрятал в пластиковую папку. Захотелось провести опыт. Мысленно сообщить всем радостную весть о прибытии ребе. Он закрыл глаза, но вместо текста, который решил мысленно прочитать, увидел женщину. Он узнал ее сразу, и мальчика узнал. Они уже здесь. Почему он так ждет ее? О бывшем своем муже она ничего не знает. И не так уж красива. Не первой, прямо скажем, молодости. Но сейчас она войдет, и изменится мир. Почему такое странное ощущение?

* * *

Андрею в Израиле все почему то казалось маленьким и невзаправдашним. Он не мог себе этого объяснить и еще в Кацрине измерил шагами ширину улицы, ведущей к шоссе. Улица выглядела узкой тропой, но на поверку оказалась даже шире его московской Новокирпичной — тринадцать шагов вместо одиннадцати. Светофоры, казалось, висят над самой землей, и он, когда ехали из аэропорта, не переставал удивляться, почему машины не раздирают крыши об эти трехцветные домики. Или машины тоже стали ниже?

Впечатление оказалось стойким и со временем только усилилось; когда сегодня они с мамой проезжали через Тель— Авив, он насчитал в одном из небоскребов больше пятидесяти этажей. Но здание все равно выглядело компактным, ниже, чем зубья Нового Арбата. Уж не выросли ли сами люди, и он в том числе? Он раздумывал над этой проблемой, не очень то обращая внимание на то, как нервничает мать. К ее срывам он давно привык, а с недавних пор понял, что умеет эти срывы пресекать в зародыше — нужно лишь внимательно посмотреть, не обязательно в глаза, в спину даже лучше, и задумать желание. Мама тут же его выполняет. Иногда не совсем так, как хочется, правда, но достаточно и этого.

В Израиль ему сначала не хотелось, но тут уж он ничего поделать не смог. Более того, именно он предложил ехать, слова вырвались неожиданно, и Андрей прикусил язык, но мама согласилась сразу. Желание покидать друзей от этого не возникло, как и желание увидеть своими глазами Святой город. Надо — и все тут. Но не хочется.

Иногда Андрей чувствовал себя совсем взрослым, а мать представлялась девчонкой, которую неплохо бы отодрать за уши и заставить сорок раз покрутиться вокруг стола. В такие минуты хорошо запоминалось. Например, он за неделю до отъезда на спор с Никитой запомнил с одного раза пятнадцать страниц «Приключений Алисы». Сам Никита сбивался, проверяя. А иногда Андрею становилось страшно, грустно, неуютно, единственным желанием было — забиться в уголок, закрыть глаза, дрыгать ногами и сосать соску. Он действительно как то попробовал, когда мамы не было дома, но того, что с ним в тот момент произошло, не любил потом вспоминать…

Улыбчивый полицейский вел их с мамой по улице, которая выглядела как ярмарка, больше всего здесь было бородатых людей в долгополых халатах и огромных меховых шапках. Будто на съемках кино. Один из них случайно встретился взглядом с Андреем, и мальчик ощутил мгновенный укол недоверия, не своего — чужого, он точно знал, что чужого, хотя ощущение казалось собственным и даже привычным. «Ну и шел бы ты», — подумал Андрей. Хасид застыл, подняв брови, и долго смотрел вслед, Андрей затылком ощущал его удивленный взгляд.