Песах Амнуэль

Люди Кода

жалобно, будто ребенок, Андрюша смотрел так же, когда разбивал чашку или не застилал во время постель. Куда он запропастился, на самом то деле? Появится — будет смотреть вот так же, как Мессия, и ждать прощения.

Мессия перевел взгляд на дверь. Что то происходило. Шум, движение. Мессия отложил вилку и сказал тусклым голосом:

— Ну вот, я ж говорил тебе…

Он поднял руку, движение в холле замерло, один из секретарей приблизился к открытой двери — в руке у него был пакет.

— Дай, — сказал Мессия.

Он читал быстро, потом перечитывал и еще минуту обдумывал текст. Людмила ждала, стало тревожно, ей передалась тревога Мессии.

— Я буду в Большом кабинете, — сказал Мессия, — пригласите туда главных раввинов, премьер министра и патриарха Алексия, если он еще не уехал, позвоните ребе, Римскому папе, президентам Соединенных Штатов, Великобритании, Франции и России. Подготовьте телесовещание. После него — молитва. Я…

Он махнул рукой и пошел к двери, забыв о Людмиле. Она понимала, что случилось нечто ужасное, ей было страшно и не хотелось оставаться здесь одной, хасиды сторонились ее, они не желали ее защищать. Мессия почувствовал ее мысль, остановился.

Прости, Люда, что так… Я говорил, что боюсь. Было чего. Как не хочется… Видишь, я собрал всех, пусть вместе… (Да что происходит, Господи?! Скажи мне, я умру здесь одна!) Пойдем со мной (я? Но я не…). Ничего. Я хочу, чтобы… Идем, я не могу без тебя (Илья… Что случилось?).

Ей не хотелось идти, но она пошла. Ноги передвигались помимо воли — так ей казалось. Мессия обернулся, наконец, и в мгновенно брошенном взгляде она прочитала все, что было написано в той бумаге. Английский текст, но это не имело значения. Она читала не буквы, не слова — смысл.

«Всеобщая мобилизация в Китае. Сегодня рано утром Пекин объявил о тотальной мобилизации. Формальный повод — необходимость противостоять угрозе нашествия чуждой идеологии. Аналитики связывают это событие с прошедшим вчера совещанием в Шанхае президентов стран Независимого Востока. Решения совещания пока неизвестны, но, по видимому, речь идет о военном противостоянии как единственной защите от угрозы с Запада…»

* * *

Людмила сидела перед телевизором и старалась не плакать. Все было плохо, кошмарно, и становилось хуже. Восемь вечера, Господи, восемь часов! Андрюша так и не нашелся. Илья не вернулся с совета, который сам же и созвал.

По телевизору показывали ужасные сцены. Когда камера кейптаунского репортера CNN проехалась, будто автомобиль, по раскоряченному на мостовой телу, у которого не было головы, Людмила на мгновение отключилась, не впервые, впрочем, за этот день, а когда пришла в себя, уже вовсе не могла сдержать слез и продолжала плакать, не видя ничего на экране и не слыша громких разговоров хасидов за стеной.

Но страх за Андрея прошел.

Просто она поняла, что случилось. Могла бы и раньше. Он ушел к отцу. К отцу и той женщине, жене Мессии. На планету со странным названием Саграбал. С ним все в порядке.

Она знала, что и сама может прямо сейчас уйти туда. К Андрею. И быть с ним. Может. Но останется здесь. Потому что… Нет, нельзя говорить «потому что». «Потому что» — из системы формальной логики. Вопрос ответ, причина следствие. А ее знание интуитивно, явилось оно, когда Людмила на миг провалилась в обморок. Она могла (Господи, могла ведь!) сказать сыну несколько слов, и он услышал бы, но в беспамятстве не сделала этого (или сделала? разве можно вспомнить сознательно то, что делаешь, теряя себя, пусть на миг, но — теряя?).

Кресло, в котором сидела Людмила, показалось ей слишком мягким, она в нем тонула, и Людмила пересела на стул с низкой спинкой, один из четырех, стоявших у небольшого стола. На экране (Людмила переключила программу на двадцать первый канал — Общественное Российское телевидение) диктор Светлана Кулагина читала обращение Президента к народам России. Людмила уже знала содержание, хотя и не слышала текста. Все, что происходило, было нелепо, но неизбежно.

Армагеддон.

Силы Бога против сил Дьявола.

Слишком рано. Да и нет в Торе даже намека на какой то там Армагеддон, нет этого в словах Кода, нет в генах, значит — и в природе нет. Ни один человек, перешедший Грань, не станет враждовать ни с кем, кто Грани не переступил. Почему же эта нелепая конференция стран Независимого Востока вдруг принимает решение объявить миру Мессии священную войну? Для чего? Убить — кого? Или быть убитыми?

Людмила никогда не была сильна в политике. Игры эти ей казались грязными по определению, а всякая война (и гены Торы тут были ни при чем)