Э.Баркер

Письма живого усопшего или послания с того света

придавали значение только этим искусственным меркам,

должны неизбежно страдать в здешнем, более естественном мире. Недавно меня

поразила одна леди, только что перешедшая сюда и не нашедшая ни одной

близкой души, которая была бы сколько-нибудь близка для нее. Даже мать не

встретила ее. Это меня очень удивило, так как я знал, что дух матери, если

он еще не возвратился на землю, испытывает особого рода толчок, как бы

внутреннюю дрожь, когда дитя, которому она дала жизнь на земле, приближа-

ется к рождению в духовный мир - дрожь, которую можно назвать сочувствием

родовому страданию, последним нежным отзвуком материнства.

Женщина эта была до того одинока, что я стал искать в числе знакомых

мне духов такого, который мог бы посвятить ей свое время, но, к сожалению,

между ними не было тех леди, которые вяжут крючком и сплетничают в нашем

мире так же, как они это делали в вашем.

Не удивляйтесь! Думаете ли вы, что привычки всей жизни могут быть

сброшены в один миг? Мы знаем, что во всей природе не бывает внезапных

скачков; почему бы им быть при той перемене, которую мы называем

'смертью'? Как женщины на земле мечтают о своих рукоделиях, так делают они

и здесь. В этом мире так же возможно вязать, как в вашем мире - возможно

предаваться мечтам.

Поймите, что этот мир по существу своему не более священен, чем ваш

мир, и не более таинственен для того, кто живет в нем. Для серьезной души

все состояния священны, кроме профанации, которая встречается и здесь, как

на земле.

Женщина, о которой я сейчас вспоминаю, жила и действовала одной толь-

ко условной, так называемой, светской жизнью, и это - до такой степени,

что у нее не оказалось ни единой, переживающей земную жизнь связи, той

связи, которая создается внутренней близостью. И, конечно, она не могла

чувствовать себя счастливой в новых условиях жизни.

В другой раз я встретил одну из своих знакомых, госпожу **, которая

горько жаловалась на обитателей этого мира за то, что все они интересуются

чем-нибудь своим и совсем не хотят иметь с ней дела. Когда же из ее жалоб

оказалось, что она стремилась всех посвящать в свои личные неудовольствия,

мне стало ясно, почему никто не хотел слушать ее. Бедняжка не понимала,

что наши тревоги так же мало интересны для других в этом мире, как и на

земле. И что поразительно, - она продолжала испытывать здесь воображаемые

неприятности совсем так же, как на земле: все было ей не по вкусу, всем

она была недовольна. Этой душе я помог тем, что повернул фокус ее внимания

на религиозные переживания здешнего мира и показал ей ортодоксальное небо,

о котором уже говорил в одном из писем.

Здесь, в настроении этих двух леди, меня поразило, до какой степени

все свойства внутренней жизни человека переносятся сюда, и в этом мире,

где можно жить так привольно и свободно, свойства эти как бы возрождаются

вновь, в виде воображаемых ограничений и непреодолимых преград.

Но есть иное посмертное состояние, на мой взгляд, гораздо более тяже-

лое. За время моего здешнего пребывания, мне не раз приходилось видеть

мужчин и женщин, погруженных в состояние глубочайшего сна, с лицами, ли-

шенными всякого выражения. Вначале, не понимая причины их сна, я пробовал

разбудить одного из них; но мне не удалось. Я возвращался к нему снова и

снова, и находил его в прежней летаргии.

Однажды, когда я был с Учителем, увидав одну из таких бессознательных

форм, и попросил у него объяснения. От него я узнал, что это - те люди,

которые отрицали бессмертие души. Они остаются в состоянии глубокого сна

до тех пор, пока непреодолимый закон ритма не извлечет их из этого состоя-

ния бессознательности для нового воплощения. На мой вопрос - возможно ли

вырвать их из этого состояния, Учитель ответил, что это возможно. Но для

того, чтобы противодействовать той силе, которая держит человека в таком

состоянии глубокого сна, чтобы нарушить тот зарок, который сам человек на-

ложил на свою душу, когда требовал бессознательности и уничтожения для се-