ядерные испытания. И под Семипалатинском, и в Неваде, и
где угодно еще. Мы сможем сделать это, если нам удастся систематически
выводить из строя системы, управляющие такими испытаниями. И тогда, сколько
бы генералы ни бились, у них ничего не получится. Принципиально это вполне
реальная вещь. А кто делает это, какая группа, генералы никогда не узнают.
Ни наши, ни американские. Я потому говорю это, что думаю об этом не я один.
И в других странах есть люди, обладающие соответствующими способностями и
настроенные так же. То же самое с испытаниями новой военной техники. В
перспективе это тоже можно будет блокировать. Ради этой, пусть не ближней,
цели я и кое-кто, кого я знаю, согласились участвовать в подобных
экспериментах. Есть и другие, которые в них не участвуют. У них свои
соображения. Но мы в контакте друг с другом.
2. ЗВЕРИ ПОВИНУЮТСЯ СЛОВУ
Ни гад, ни лих человек
Это наблюдение натуралистов известно столь хорошо, что стало, по сути дела,
общим местом. Малоподвижный удав не спеша приближается к своей жертве, та
же вместо того, чтобы пытаться скрыться, убежать, спастись, покорно и
неподвижно ожидает своей неизбежной участи. В такое же странное оцепенение
впадает и тарантул, ядовитый и беспощадный, когда к нему подлетает и
садится прямо против него оса-землеройка. Тарантулу ничего не стоило бы в
мгновение ока убить ее и сожрать, как поступает он с другими насекомыми,
встречающимися на его пути. Но, подобно кролику перед удавом, он даже не
делает таких попыток. Вместо этого он терпеливо ждет, пока оса выроет рядом
с ним глубокую, около четверти метра, нору. После этого, также не встречая
ни малейшего сопротивления, она влезает на тарантула и, не слеша, жалит его
в нервный центр, парализуя, но не убизая. Втиснутый после этого в нору,
тарантул превращается в своего рода живые консервы для личинок осы.
Впрочем, какое бы слово, какой бы термин ни подобрали мы для обозначения
столь странного явления - внушение, гипноз ли, - это не имеет ни малейшего
значения и совершенно неинтересно. Обозначим ли мы неизвестное через "X"
или через "У", ни понятным, ни известным оно от этого не станет. Гораздо
важнее терминологических соображений представляется другое. Я имею в виду
cпoсобность человека, обычно колдуна или шамана, точно таким же образом
подчинять себе другие существа. Причем не только теплокровных, но и
рептилий и даже насекомых.
Змеи считаются существами совершенно неконтактными по отношению к человеку.
Я знаю герпетолога, который исключительно из профессиональных симпатий уже
несколько лет содержит в своей московской городской квартире кобру в
самодельном террариуме.
- Кормлю ее обычно я сам, и она отлично знает меня, отличает от других
домашних, узнает. Любое другое животное давно бы привязалось ко мне. Здесь
ничего подобного нет даже близко. Каждую секунду я знаю, что, если окажусь
неосторожен, она способна ужалить меня.
Тем не менее, на другом уровне, который бывает недоступен обычному
человеку, такой контакт оказывается возможен. В некоторых странах есть
христианские секты, участники которых во время службы, исполняя гимны и
танцы, приходят в экстатическое состояние, когда, как считают они, на них
находит Святой Дух. Один из признаков этого - чувство особой защищенности,
отстраненности от зла и всякой опасности. Когда члены секты достигают
такого состояния, настоятель открывает террариум, который стоит там же, в
молитвенном зале, и передает им из рук в руки ядовитых змей. Их носят на
руках, передают друг другу, вешают на шею. Извивающиеся змеи, маленький
укус которых вызывает мгновенную смерть, ведут себя с безобидностью ручных
ужей.
Вспоминаю в этой связи рассказ одного бурята о своем родственнике шамане.
Когда наступил 1937 год, год сталинского террора, и шаманов стали
арестовывать, расстреливать или ссылать, этот шаман решил не ждать своей
очереди. Он бежал и скрылся в тайге, в заимке, в гиблом змеином месте. Там
сложил избу из бревен и стал жить охотой, надеясь переждать страшное время.
Но кто-то, очевидно, выдал его, и осенью, в сентябре, рано утром за ним
приехали четверо вооруженных, на лошадях. Пятую лошадь вели для него.
- Он только присвистнул, так тихо-тихо, - рассказывал бурят, - громко в
тайге свистеть нельзя. Не полагается. И со всех сторон к нему поползли
змеи. А там страшные змеи водятся. Как по-русски называются, не знаю.
Обычно у змей укус смертелен только весной, у этих круглый год. Сползлись к
нему змеи, обвили всего. Не человек, а клубок шевелящийся.