Александр Горбовский

Тайная власть. Незримая сила

эту оговорку, отмеченную знаком вопроса, расскажу о том, чего

удалось достигнуть в этой области московскому экстрасенсу Б. Ермолаеву в

ходе экспериментов, которыми руководил профессор В. Н. Пушкин. Взяв

какой-нибудь предмет, Ермолаев какое-то время держит его пальцами обеих

рук, затем разжимает руки и предмет остается висеть в воздухе. Вот как

сказано об этом в официальном отчете: "Длительность эффекта оказывалась в

прямой зависимости от времени задержки дыхания. Разжатие пальцев

происходило после вдоха, предмет падал после того, как Б. Ермолаев выдыхал

воздух. Средняя длительность подвешивания оказывалась при этом несколько

больше 30 секунд".

Женщина-экстрасенс Э. Шевчук заставляла левитировать преимущественно

удлиненные предметы: деревянные палочки, линейки длиной до метра,

металлические спицы, а также сосуды с подкрашенной жидкостью или сыпучим

материалом. "Удлиненный предмет брался в руки за конец, Э. Шевчук садилась

на стул и свободный конец предмета опирался на пол (в качестве опоры в

одном из экспериментов применялся лист стекла). Через некоторое время

Э-Шевчук медленно разводила руки и свободный конец наклоненного под острым

углом предмета оставался висеть в воздухе. В некоторых случаях удавалось

наблюдать зазор между опорой и нижним концом предмета (в этих случаях

предмет целиком оказывался в воздухе). При отрыве рук обычно наблюдались

слабые колебательные затухающие движения предмета, которые не совпадали с

движением рук".

Однако за все надо платить. За чудо - тем более. Во всех случаях за усилия

по "подвешиванию предметов" тем, кто делал это, приходится расплачиваться

резким ухудшением самочувствия. Кулагиной после опытов по левитации не раз

приходилось вызывать "Скорую помощь". У Ермолаева сеансы завершались иногда

обмороками и рвотой. Шевчук для возвращения в нормальное состояние

требовалось длительное время - иногда до месяца.

Как те, кто "подвешивают" предметы, комментируют то, что они делают?

Шевчук, говорится в официальном отчете, "находясь в измененном, особенно

напряженном психическом состоянии, обращается с объектом, как с живым

существом". Несколько иначе, но столь же несообразно с обыденным жизненным

опытом, поступает и Ермолаев. В самом начале эксперимента он "входит в

своеобразный контакт с предметом, "уговаривает" предмет, "вводит в предмет

часть себя самого, и подвешивание оказывается взаимодействием с этой

мысленной моделью".

Небезынтересно, как случайная встреча оказалась тем поводом, который

пробудил в Ермолаеве спавшую эту способность, о которой сам он не

догадывался и не подозревал. Как-то в гостях один из присутствовавших стал

показывать то, что остальными воспринималось, как фокус: "подвешивал" в

воздухе носовой платок, цветок астры.

Несколько недель под руководством нового своего знакомого Ермолаев

тренировался упорно, и тщетно пытаясь научиться делать то же. Наконец,

однажды, устав от многочасовых напрасных попыток и находясь как бы в

полудремотном состоянии, он почувствовал вдруг, что пальцы его словно

прилипли к предмету, который он держал. С большим усилием он оторвал руки

и... предмет повис в воздухе.

Позднее Ермолаев научился "подвешивать" предметы, не прикасаясь к ним.

Человек прагматичный вправе спросить, а зачем вообще понадобилось ему все

это? Мне нечего ответить прагматичному человеку. Я знаю только

один-единственный случай, когда Ермолаев попытался применить это

поразительное свое умение в конкретной жизненной ситуации. Каким образом

это происходило и что из этого вышло, рассказывает он сам:

- Однажды я совершил дорожную аварию. Мое дело вел следователь, очень

культурный такой, с университетским значком, и я попытался, сам не знаю

зачем, воспользоваться этой моей способностью. Обычно я могу только

удерживать предметы в воздухе. Поднять и держать очень трудно. Но я

все-таки попробовал. У него на столе стоял стакан с карандашами. Я очень

постарался, "вынул" несколько штук и "подвесил" их. Они "плавают" над

столом, я изо всех сил "держу" их, а он не видит! Склонился и пишет. А я не

могу "держать' долго. Секунд сорок держу. А он себе пишет. Тогда я

взмолился: "Господи! - говорю про себя, - Если ты есть, сделай так, чтобы

он посмотрел". И тут он поднял голову. Увидел штук пять карандашей, которые

висели, плавая в воздухе, потом посмотрел на меня и говорит: "Вы мне это -

бросьте!" И опять стал писать. Он продолжал вести мое дело и встречался со

мной еще около месяца. И при этом ни разу, ни разу даже не спросил, что это