— язык не поворачивался произнести проклятое имя, — как Бартлет Грин в лондонском Тауэре.
— Ну так не тяни и передай книгу императору!
Непробиваемая тупость Келли выводит из себя похлеще самой ядовитой насмешки.
— Как я передам ему книгу, которую не могу прочесть и расшифровать!
Мой крик заставляет Келли приподнять голову. Плотоядный взгляд питона выжидающе останавливается на мне.
— А спасти нас из этой ловушки, в которую мы угодили по твоей милости, по всей видимости, должен я?
Мне оставалось лишь молча кивнуть…
— И каково же будет вознаграждение… трущобному адвокатишке, которого сэр Джон Ди благородно извлек из лондонской клоаки?
— Эдвард!! — вскричал я. — Эдвард, побойся Бога, разве мы не побратимы?! Или это не я делил с тобой всё, как с родным братом, более того — как с частью себя самого?!
— Не всё, — угрюмо покашливает Келли.
Меня бьет озноб.
— Что ты хочешь от меня?!
— Я от тебя… брат? Ничего, брат…
— Плата! Плата!.. Какую плату ты требуешь, Эдвард?
Келли клонится вперёд, поближе к моему уху.
— Тайны Ангела непостижимы. Я — его уста — знаю гибельное могущество моего повелителя. Мне ведомо, что грозит тому, кто клялся ему в послушании и ослушался… Я больше не буду призывать Ангела…
— Эдвард! — это уже кричит во мне страх.
— …я больше не буду его призывать, Джон, ибо послушание должно следовать за приказанием, как отражение в зеркальной глади озера следует за солнечным лучом, пробившимся сквозь облака… Согласен ты, брат Джон Ди, повиноваться приказам Зелёного Ангела Западного окна так же беспрекословно, как подчиняюсь им я?
— Какого черта! Я что, когда нибудь отказывался?! — взыграло во мне ретивое.
Великодушие Келли не знает предела; он протягивает мне руку:
— Ладно, так и быть. Клянись в послушании!
Моя клятва заполнила комнату, как клубящийся дым, как шёпот бесчисленных демонов, как шорох зелёных… да, да, зелёных ангельских крыл…
Проходя сквозь витраж высокого готического окна, лучи, окрашенные всеми цветами радуги, падают на пол… Какой то человек расхаживает передо мной, недоуменно пожимая плечами. Так, это бургграф Розенберг. И я сразу понимаю, где нахожусь: главный неф собора Святого Вита в Граде. До чего все же странные места для встреч умудряются выбирать император Рудольф и его доверенные лица, дабы избежать слежки коварных шпионов кардинала. Здесь, в этом величественном соборе, поверенный императора полагает, что его не подслушают.
Наконец бургграф останавливается, смотрит на меня долгим задумчивым взглядом; его глаза, серьёзные, беззащитно мечтательные, располагают к откровенности.
— Сэр Ди, я полностью доверяю вам. Мне кажется, вы не из тех, кто гоняется за серебряными талерами между виселицей и колесом. В Прагу, в небезопасную близость к императору Рудольфу, вы прибыли по доброй воле в искренней надежде преуспеть в таинствах натуры. Я ещё раз хочу дать вам понять: близость императора Рудольфа ни для кого не является тихой гаванью, даже для его друзей. Но меньше всего — для сподвижников, для тех, кто разделяет с ним его самую большую страсть… гм… алхимию… Короче: у вас есть какой нибудь ответ на приказ императора?
С неподдельным уважением я склонился перед бургграфом.
— К сожалению, Ангел, коему мы повинуемся, пока что не снизошел к нашим горячим мольбам. До сего дня он хранит молчание. Но он заговорит, обязательно заговорит, когда настанет время, и позволит нам исполнить высочайшее повеление…
В глубине души я поразился самому себе, с какой легкостью спасительная ложь сходит с моих губ.
— Итак, если я вас правильно понял, мне следует довести до сведения монарха, что всё зависит от… так называемого «Ангела»? Если он позволит, то вы вручите Его Величеству рецепт Святого Дунстана. Хорошо, но кто поручится, что ваш «Ангел» согласится на это? Или что он вообще когда нибудь заговорит? Ещё раз хочу обратить ваше внимание, сэр Ди: с императором шутки плохи!
— Ангел даст свое согласие, граф, я это знаю; ручаюсь императору…
Только бы выиграть время! Оттягивать срок — это всё, что мне остается…
— Слово чести?
— Слово чести!
— Думаю, мне удастся убедить императора, сэр, отнестись к вам с пониманием и не торопить. Да будет вам известно, что речь идёт также и о моем благополучии, сэр! Но я помню об обещании вашего друга посвятить меня в таинства Западного окна. Дадите ли и вы мне в этом свое честное слово?
— Мое слово, граф!
— Хорошо, попробую помочь вам, сэр. Господи, что это?!
Розенберг резко повернулся… За ним, из полумрака одной из боковых часовен, расположенных вдоль хоров, возникла чёрная