Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

Джейн Бивен: «Думаю, ты обрадуешься, узнав, что Бо сделал крутой поворот и вернулся к своей первой любви. Теперь его бизнес напрямую связан с авиацией — на «Американском авиазаводе» в Кливленде. Стал совсем другим человеком.

— Друг мой, Бо, прости меня, — подумал я. — Десять лет в заточении? Теперь ты выбираешься на волю, разрушив стены тупика. Не так-то просто тебя прикончить, а?

Через два месяца я приземлился в кливлендском аэропорту и взял такси до «Американского авиазавода». На заводской стоянке в ожидании отправки выстроились ряды ярко раскрашенных Янки.

Прямо через стоянку мне навстречу шёл Бо Бивен. Белая рубашка и галстук были на месте, но всё равно, это был не бизнесмен Фрэнк, а мой друг Бо. Местами на нём сохранилась Фрэнкова маска — отдельные кусочки — но лишь для пользы дела.

Человек, ранее отделённый от неба стеной, был теперь на воле и в полной мере владел этим телом.

— Может, узнаешь — не нужно ли доставить одну из этих машин на Восток? — поинтересовался я. — Могли бы с тобой слетать.

— У кого узнаю? Можем взять любой и лететь, — сказал он, ничуть не изменившись в лице.

Его офис назывался теперь «Кабинет начальника отдела сбыта» — слегка захламлённое помещение с окном, выходившим в цех. На книжном шкафу — ободранная и слегка помятая модель F-100. Кое-каких деталей недостаёт, но зато — гордое устремление прямо в потолочные небеса.

Фотография на стене — звено из двух Янки над пустыней Невады.

— Знакомая картинка? — коротко спросил он.

Не знаю, что он имел в виду — звено или пустыню. И то, и другое было знакомо мне и Бо; бизнесмен Фрэнк никогда не видел ни того, ни другого.

Он провёл меня по заводу, свободно ориентируясь в месте, где вдыхают жизнь в бесшовные спортивные Янки, подобно тому, как сам он вернулся к жизни из тупика прижатого к земле тела.

Он говорил о том, как собирают Янки без клёпаных швов, о прочности сотовой конструкции кабины, о сложностях, возникающих при проектировании дюралевого кроя, об особенностях формы штурвала. Деловой разговор о технических вопросах, с той лишь разницей, что делом его теперь были самолёты.

— Ладно, парень, расскажи-ка мне лучше о себе, каково оно было — в последние десять лет? — сказал я, расслабившись на сиденьи его машины, в то время как он внимательно смотрел на дорогу по пути домой.

— Я думал об этом. Первый год был очень тяжёлым. По дороге на работу я смотрел на облака и думал о солнце — там, над ними. Было ужасно трудно.

Он вел машину быстро, делая резкие повороты и не отрывая глаза от дороги.

— Да, в первый год было плохо. К концу второго года я почти научился об этом не думать. Но иногда, краем уха неожиданно уловив звук двигателя пролетающего где-то над облаками самолёта, я не успевал собраться, и мысль, всё же, возникала.

Или, бывало, летал по делам в Чикаго и сквозь иллюминатор видел облака сверху — тоже всё вспоминалось. И я думал: «Да, было, часто и здорово, просто наслаждение, такое было ощущение чистоты и всё такое прочее». Но потом авиалайнер приземлялся, и были дела, тяжёлый день, а на обратном пути я спал, и мысли больше не приходили.

Мелькали деревья на обочине.

— Я не был счастлив, работая в той компании. Она не имела никакого отношения к тому, что я знал и что было мне интересно. Мне было наплевать, продадут они новую стиральную машину или нет, уйдёт партия синтетической резины или зависнет, возьмут вагон капроновых вёдер или откажутся. Совершенно наплевать.

Мы остановились у его дома, окружённого подстриженными кустами за белым штакетником, на Мэпл-стрит, Чэгрин Фоллс, штат Огайо. Прежде чем выйти из машины, он сказал:

— Пойми меня правильно. Раньше о том, что там, над сплошными облаками, я думал только тогда, когда летал в одиночестве. Я видел солнце — такое, какое ожидал увидеть. Всё было здорово.

Чистые верхушки туч подо мной, тех самых, которые снизу кажутся грязными и мрачными. Но разные там возвышенные мысли о божественном — они ведь не приходили мне в голову, вот в чём дело.

«Все было так просто: я вырывался из туч и говорил про себя: «Я здесь, Господи, и я вижу мир таким, каким видишь его Ты». А он отвечал: «Есть». Или просто щёлкал кнопкой микрофона, чтобы дать мне понять, что я услышан».