Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

землю.

О лейтенанте Джеке Беннете, на счету которого было шесть сбитых самолётов и немалая слава, который взял на таран МЕ-109, когда тот приближался к подбитому В-17 в небе над Страсбургом.

О лейтенанте Алане Спенсере, который вернулся на таком изувеченном в бою Тандерболте, что после приземления его пришлось извлекать из обломков при помощи автогена.

Райдер виделся с ним сразу после этого.

— Это был тот самый 109-й, который сбил Джима Парка, — сказал тот уже из белой постели в госпитале.

— Черные змейки на борту фюзеляжа. И я сказал себе: «Сегодня, Ал, это будешь либо ты, либо он, но одному из нас не суждено будет вернуться домой». Мне посчастливилось.

Алан Спенсер добровольно вернулся в строй, когда вышел из госпиталя, и со следующего боевого вылета он не вернулся. Никто не слышал его позывных, никто не видел, чтобы его самолёт был сбит. Он просто не вернулся.

Несмотря на свой символ — персидского кота, у пилотов 167-й эскадрильи было не десять жизней. И даже не две.

Тот, кто энергичен и настойчив в мирное время, храбр и смел на войне, — повторил про себя Райдер, задумчиво глядя на шрам на тыльной стороне его левой ладони, той самой, что держала ручку газа.

Он был широкий и белый, такие шрамы остаются лишь после встречи с пулей из пулемета Мессершмидта тридцатого калибра. — Но желания и настойчивости недостаточно.

Если мы хотим не потерять ни одного пилота во время зимы, нам нужно нечто большее, чем просто настойчивость. Нам нужны умения, и нам нужен опыт. — С такими мыслями он вышел наружу, в темноту облачной ночи.

Для младшего лейтенанта Джонатана Хейнца день летел за днём. Все эти разговоры о непогоде и осторожности, якобы необходимой зимой в Европе, — всё это была ерунда, чистая ерунда. Ноябрь был полон ясных солнечных дней.

Уже декабрь готов был вот-вот вступить в свои права на календаре, а за всё это время лишь четыре дня над базой была низкая облачность. Пилоты в эти дни занимались контрольными заданиями по приборам, придуманными майором Лэнгли.

Его контрольные по приборам стали стандартным явлением в эскадрилье; раз в три дня — новая контрольная, двадцать вопросов, из которых лишь на один можно ответить неверно.

Не прошёл — и ещё три часа в ожидании вылета проводишь за учебниками, затем, ещё одна контрольная, и снова допускается лишь один неверный ответ.

Хейнц нажал на кнопку стартера в своем уже немолодом Тандерстрайке, ощутил толчок от запуска двигателя и вырулил к взлётной полосе вслед за самолётом Боба Хендерсона. Но, пожалуй, только так и узнаешь приборы, — подумал он.

Поначалу, буквально каждый сидел по три часа, проклиная тот день, когда он добровольно пошёл в 167-ю Тактическую Истребительную Эскадрилью.

Тактическую Приборную Эскадрилью, как они её прозвали. Но знания и умения совершенствовались, и как-то вдруг оказывалось, что ты знаешь всё больше и больше правильных ответов. Теперь, очень редко приходилось оставаться на три часа.

Когда Хейнц перед взлётом убрал отражатели, в реве двигателя послышался тихий стук, однако, все приборы показывали норму, кроме того, странные шумы и стуки в F-84 — не такое уже редкое явление.

Странно, но в этот момент, когда он замечал только показания приборов и самолёт своего ведущего, готовый вот-вот сорваться с тормозов на полной мощности двигателя, Джонатан Хейнц вдруг увидел серого персидского кота, спокойно сидящего у края взлётной полосы в нескольких сотнях футов впереди самолёта.

Должно быть, кот совершенно глухой, подумал он. Двигатель, связанный с толстой чёрной ручкой газа, на которой лежала его левая перчатка, ревел, извергая на сделанные из нержавеющей стали лопасти турбины голубое пламя, готовый освободить семьдесят восемь сотен фунтов тяги, спрятанной в этом самолёте.

Он приготовился к разбегу и кивнул Хендерсону. Затем, сам не зная почему, нажал кнопку микрофона, которая была под его левым большим пальцем на ручке газа.

— У края полосы сидит кот, — произнёс он в микрофон, встроенный в его кислородную маску из зеленой резины. На мгновение воцарилась тишина.

— Подтверждаю кота, — ответил серьезно Хендерсон, и Хейнц почувствовал себя глупо. Он увидел, как офицер в миниатюрной диспетчерской башне СДП справа от полосы поднес к глазам бинокль.