Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

— тем реже), оказывается, что эти люди в небе — чужие.

Лучшими пилотами становятся те, кто начал летать ещё мальчишкой, ускользая таким образом от напряжённости и тоски перипетий приземленного человеческого бытия.

По характеру своему будучи неспособными вынести дисциплину и скуку колледжа, они либо проваливались на экзаменах, либо бросали его по своей воле и всё своё время отдавали летному искусству — либо вступая в ряды ВВС, либо выбирая самый трудный путь: аэродромный служитель и ученик — уборка ангаров, заправка самолётов горючим; лётчик малой авиации — обработка посевов, катание пассажиров; инструктор — постоянные переезды из одного аэропорта в другой…

В конце концов, приходит решение: а почему бы не попытаться устроиться пилотом дальних авиалиний какой-нибудь из крупных компаний? Терять-то всё равно нечего. Попытка и — слава Богу — положительный результат: взяли!

Все лётчики всего мира живут одним и тем же небом. Но в жизни пилотов дальних авиалиний, всё же, больше обусловленности, чем в жизни всех других лётчиков, в том числе — военных.

Они должны всегда быть в начищенной обуви и в галстуке, быть неизменно вежливыми с пассажирами, в точности выполнять все пункты требований авиакомпании и Федерального Свода Лётных Правил. Они никогда не имеют права выходить из себя.

Взамен они получают: а) большее количество денег за меньший объём работы, чем любой другой наёмный работник где бы то ни было; и, что особенно важно: б) возможность летать на великолепных самолётах, не чувствуя себя никому за это обязанными.

Для устройства на работу в крупнейшие авиакомпании нынче требуется высшее образование, поэтому по-настоящему самых лучших пилотов-практиков эти компании заполучить к себе на работу не могут, уступая их авиакомпаниям местного значения (которым, впрочем, действительно нужны особо высококлассные пилоты для выполнения самых различных задач), сельскохозяйственным концернам и частным фирмам, занимающимся авиа-извозом.

Не совсем понятно — при чём здесь высшее образование. Ведь в случае чего, пилоту, получившему блестящую научно-теоретическую подготовку, приходится полагаться только на пункт номер такой-то инструкции по правилам таким-то.

Лётчик же, которого учила сама жизнь, вернётся и посадит самолёт, потому что за ним — реальное знание, порождённое интересом и любовью, а не перечнем требований к сотрудникам авиакомпании.

Сообщение между двумя королевствами в лучшем случае одностороннее… Никто из не-пилотов не смеет вступить в Королевство лётчиков. А по большому счету, сообщение между ними вообще отсутствует.

Общеизвестно, что самые лучшие из лётчиков чувствуют себя на земле не в своей тарелке. Кроме тех моментов, когда речь заходит о самолётах и лётном искусстве — единственная тема, на которую они способны общаться.

В «Кеннеди» лётчики, которые идут с работы, попадаются довольно часто — в почти одинаковых униформах и фуражках с белым верхом, независимо от компании, на которую они работают, и страны, откуда родом.

Неловкость их очевидна, они замкнуты в себе, взгляд — строго перед собой: поскорее выбраться за пределы Королевства пассажиров в какое-нибудь более удобное место.

Каждый из них с болезненной ясностью отдаёт себе отчет в своей чужеродности здесь, в пространствах вестибюлей и украшенных рекламой залов.

Для каждого из них нет ничего более загадочного и непонятного, чем человек, избравший участь пассажира вместо того, чтобы стать лётчиком, тот, кто полёту предпочёл в этой жизни что-то другое, кто может оставаться счастливым вдали от самолётов.

Пассажиры принадлежат к чуждой расе человеческих существ, и лётчики стараются держаться настолько далеко от них, насколько это позволено правилами приличия.

Спросите как-нибудь пилота, сколько у него есть настоящих друзей, которые не летают. Вряд ли он сможет назвать хотя бы одного.

Пилот находится в состоянии блаженного безразличия ко всему, что происходит в аэропорту, и непосредственного отношения к полётам не имеет. Королевство пассажира для лётчика практически не существует в природе.

Правда, время от времени, он может окинуть людей в аэропорту взглядом, выражающим почти отеческое сострадание. Мир его кристально чист, в нём нет места ни циникам, ни дилетантам.