Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

себя, как дома; взгляд вниз открыл бы нам горы и озёра, дороги и города, — все те знакомые предметы, к которым мы можем спуститься и немного расслабиться.

Но это не день. Мы плывем сквозь черную жидкость, скрывающую наш дом, нашу землю. Стоит сейчас заглохнуть двигателю, и некуда будет спланировать, и невозможно принять решение, куда лететь.

Мой самолёт может планировать несколько миль, если обороты двигателя упадут до нуля, и остынет сопло, но по инструкции, я должен потянуть рукоятку катапультирования, нажать на ручку отстрела и сквозь тьму поплыть на парашюте вниз.

В дневное время я по инструкции должен стараться спасти самолёт, пытаться посадить его на какой-нибудь ровный участок. Но сейчас ночь, кругом темень, и я ничего не вижу.

Двигатель продолжает надёжно работать, звёзды светят, не мигая. Ты летишь за проблесковыми огнями и задаешь себе вопросы.

Если бы у ведущего сейчас заглох двигатель, чем бы я мог ему помочь? Ответ простой. Ничем. Он летит всего в двадцати футах от меня, но если бы ему понадобилась моя помощь, ему до меня было бы, как до Сириуса, сияющего над нами.

Я не могу ни взять его к себе в кабину, ни удержать его самолёт в воздухе, ни даже сопроводить его до освещённого аэродрома. Я мог бы сообщить его местонахождение спасательным группам и мог бы сказать «Удачи тебе» перед тем, как он отстрелит свое катапультное кресло в черноту.

Летим мы вместе, но мы так же одиноки, как четыре звезды в небесах.

Ты вспоминаешь разговор с приятелем, который так и сделал, покинул свой самолёт в ночном полёте. У него загорелся двигатель, и остальная группа была совершенно бессильна чем-либо ему помочь.

В то время, как его самолёт снижал скорость и терял высоту, один из них крикнул ему: «Не слишком тяни с катапультированием». Эти беспомощные слова были последним, что он услышал перед тем, как катапультировался в ночь.

Эти слова — «Не слишком тяни» — сказал человек, которого он знал, с которым летал вместе, который ужинал вместе с ним, и смеялся вместе с ним одним и тем же шуткам.

Четверо мужчин, летящих сквозь ночь вместе и каждый в одиночку.

— «Шахматка», проверка топлива.

Снова голос ведущего прорезает безмолвие мощного рёва двигателя. Снова ты отваливаешь в сторону, вглядываясь в показания тускло светящейся стрелки.

— «Шахматка Два», двадцать одна тысяча фунтов, — твой по-чужому звучащий голос пробивается сквозь лёгкие помехи.

— «Шахматка Три», двадцать две тысячи.

— «Шахматка Четыре», двадцать одна тысяча.

И снова ты подтягиваешься в строй, назад, к проблесковым огням.

Мы взлетели всего час назад, а уровень горючего говорит, что пора снижаться. Как горючее скажет, так мы и делаем. Странно, какое огромное уважение мы испытываем к этому топливомеру. Даже пилоты, не питающие уважения ни к Божеским законам, ни к человеческим, уважают топливомер.

Его законов не обойдёшь, никаких туманных угроз наказания в неопределённом будущем. Ничего личного. «Если ты вскоре не приземлишься, — холодно говорит он, — твой двигатель остановится, когда ты будешь ещё в воздухе, и ты выбросишься с парашютом в темноту».

«Шахматка», контроль снижения, и аэродинамические тормоза… выполнять.

Снаружи доносится рёв черного воздуха по мере того, как две металлические пластины, — твои аэродинамические тормоза, — выталкиваются в воздушную струю. Красный огонь мигает по-прежнему, но теперь ты двигаешь вперед ручку управления, чтобы вслед за ним начать снижение к невидимой земле.

Абстрактные мысли улетают в глубины твоего разума, и ты сосредотачиваешься на том, чтобы держать строй, и на крутом снижении.

Такие мысли — только для высот, ибо, по мере приближения земли, тебя всё больше занимает безопасное пилотирование. Преходящие, конкретные мысли, от которых зависит твоя жизнь, теснятся у тебя в мозгу.

Отверни чуть в сторону, ты слишком близко от его крыла. Лети ровно, не позволяй маленьким завихрениям вытолкнуть тебя из строя.

Безликая турбулентность порывами бьёт по твоему самолёту по мере того, как вы одновременно делаете разворот на двойной ряд белых огней, — разметку ожидающей вас посадочной полосы.

— «Шахматка», заходим на посадку, шасси выпущено у всех четверых.

— «Шахматка», вас понял. В зоне ваш номер первый, ветер северо-северо-восток, четыре узла.