Пауло Коэльо

На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала

здесь, должно быть, находили себе приют люди с сильной волей, заботившиеся о том, чтобы каждый камень сиял чистотой, чтобы на каждой скамье сидел кто-нибудь из могущественных владык той эпохи.

Но теперь, всё лежало в руинах. Это в детстве их так легко было представить замками, где мы играли вместе, где я искала моего волшебного принца.

На протяжении столетий монахи из обители Пьедра берегли для себя этот райский уголок. Расположенный в естественной геологической впадине, он, по праву рождения, по милости небес, получал то, что соседние городки и поселки должны были вымаливать и добывать тяжкими трудами — воду.

Здесь Рио-Пьедра разделялась на десятки притоков, ручьёв, струилась водопадами, образовывала заводи и озёра, и по берегам её пышно и изобильно разрастались деревья, кусты, трава.

А стоило сделать несколько сотен шагов в сторону — и ты выходил из каньона, и всё вокруг становилось пустыней, бесплодной и безжизненной. Даже сама река, устав кружиться по этой естественной низине, здесь напрочь теряла свою юную силу и вновь превращалась в еле заметную струйку воды.

Монахи знали об этом, и вода, которой снабжали они соседей, обходилась тем недёшево. История обители отмечена бесчисленными схватками и стычками между местными жителями и монахами.

И вот однажды, как раз в то время, когда Испанию потрясала очередная война, обитель была превращена в казарму. По центральному нефу монастырской церкви бродили кони.

Солдаты, потешая друг друга похабными историями и насилуя женщин из всех окрестных поселений, разбили между скамьями свой бивак. Так, хоть и с опозданием, обрушилось на монастырь возмездие. Он был разграблен и разрушен.

И никогда больше монахам не удалось вернуть свой потерянный рай. В ходе одной из бесконечных судебных тяжб кто-то даже предположил, что местные жители исполнили приговор, вынесенный монастырю Богом.

Ибо, Иисус велел напоить жаждущих, монахи же оставались глухи к Его словам. Вот потому-то Бог и покарал тех, кто считал, будто природа принадлежит им одним.

И, может быть, по этой самой причине монастырская церковь по-прежнему лежала в развалинах, хотя большую часть обители отстроили заново и превратили в гостиницу. Местные не забыли, какую непомерную плату должны были вносить их предки за то, что природа дарила людям бесплатно.

— Чья же это статуя осталась неповрежденной? — спросила я.

— Святой Терезы Авильской, — ответил он. — Она обладает могуществом. И, как бы ни снедала местных жителей жажда мести, никто не осмелился осквернить её.

Он взял меня за руку, и мы вышли. Прошагали по бесконечным монастырским коридорам, поднялись по широким деревянным лестницам, оказались во внутренних дворах, где порхали бабочки.

Я припоминала каждую подробность, потому что часто бывала здесь в детстве, и давние воспоминания казались наиболее отчетливыми и яркими.

Память. Мне казалось, что весь прошлый месяц и особенно дни, предшествующие минувшей неделе, были не в моей жизни или что я прожила их в ином своём воплощении. Ни за что на свете не хотела бы я вернуться в эту эпоху, ибо часы её отмерялись не рукой любви.

Я чувствовала, что в течение многих лет проживала один и тот же день, всё так же просыпаясь и засыпая, повторяя одни и те же слова, совершая одни и те же поступки, да и снились мне одни и те же сны.

Я вспомнила отца и мать, родителей моих родителей и многих моих друзей. Вспомнила, сколько усилий было приложено, чтобы получить то, что, на самом деле, мне было вовсе не нужно.

Зачем я всё это делала? Я не находила однозначного объяснения. Может быть, потому, что лень было искать иные пути. Может быть, боялась — что подумают и скажут обо мне другие.

Может быть, потому, что отличаться от этих других — трудно. Может быть, потому, что человек обречён повторять шаги предшествующего поколения до тех пор, — и тут я вспомнила отца-настоятеля, — пока определённое число людей не начнёт вести себя иначе.

Так или иначе, мир меняется, и мы — вместе с ним. Однако, меня это больше не устраивало. Я получила от судьбы принадлежащее мне по праву, и теперь она давала мне возможность измениться самой и заодно — способствовать изменению в мире.