и его лучи освещали стены пещеры. Но теперь эта красота уже мало что значила. Бог спрятал преисподнюю посреди рая.
— Ты не понимаешь, — заговорил он, и глаза его молили о том, чтобы я поняла. — Ты не понимаешь, какой это риск.
— Но ведь тебя он делает счастливым!
— Да. Но это — мой риск.
Я попыталась было перебить его, но, не слыша меня, он продолжал:
— И вот вчера я попросил Пречистую Деву свершить чудо. Я попросил, чтобы Она лишила меня моего дара.
Я не поверила своим ушам.
— У меня есть немного денег, есть опыт, обретённый в моих бесчисленных странствиях. Купим дом, я найду работу и буду служить Богу, как служил Иосиф — со всем смирением безымянного. Мне не нужны больше чудеса, чтобы сохранить мою веру. Мне нужна ты.
Ноги у меня стали ватными, как перед обмороком.
— И вот в ту минуту, когда я обратился к Пречистой с этой молитвой, во мне зазвучали голоса на неведомых языках, и я услышал: «Обопрись руками о землю. Твой дар покинет тебя и вернётся в лоно Матери».
— Но ты не сделал этого? — в ужасе спросила я.
— Сделал. Я сделал то, что велел мне осенивший меня Святой Дух. Туман начал рассеиваться, и меж горных вершин вновь заблистало солнце. Я почувствовал, что Пречистая меня поняла — она ведь тоже сильно любила.
— Но она последовала за своим мужем! И одобрила деяния сына!
— У нас нет Её силы, Пилар. Мой дар перейдёт другому — он не пропадёт втуне.
Вчера из бара я позвонил в Барселону и отменил лекцию. Едем в Сарагосу — там у тебя много знакомых, легче будет начать оттуда. Я быстро найду работу.
Думать я была уже не в состоянии.
— Пилар!
Но я уже шла по тоннелю обратно, и теперь мне уже не на кого было опереться, и некому было вести меня, и следом за мной шла тысячная толпа — обреченные на смерть больные, обреченные на страдания семьи, несотворенные чудеса, не украсившие мир улыбки, горы, которым суждено навсегда остаться на прежнем месте.
Я ничего не видела, кроме почти физически плотной тьмы, надвигавшейся со всех сторон.
Пятница, 10 декабря 1993
На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала. Смутны, расплывчаты были мысли, проплывавшие в моей голове в ту ночь, и сейчас мне трудно припомнить, о чём я думала тогда. Понимаю лишь, что смерть была совсем рядом — но лица её не помню, куда она вела меня — не знаю.
А мне хотелось бы припомнить её — для того, чтобы исторгнуть её из своего сердца. Но не могу. Всё кажется сном, начиная с той минуты, когда я вышла из темного тоннеля и лицом к лицу встретилась с миром, на который тоже опустилась тьма.
Ни единой звёздочки на небе. Смутно припоминается, как добрела до машины, взяла с сиденья рюкзак, зашагала неведомо куда. Наверно, добралась до шоссе, стала ловить попутную машину до Сарагосы — и безуспешно. В конце концов, вернулась в монастырские сады.
Вездесущим, всепроникающим был шум воды — водопады были везде, и я ощущала присутствие Великой Матери, следовавшей за мной повсюду, куда бы я ни шла.
Она ведь тоже любила мир и любила его так же сильно, как Бога, ведь Она отдала Своего сына, чтобы люди принесли его в жертву. Но знала ли Она, что такое любовь женщины к мужчине?
Может быть, и Она страдала из-за любви, но это была другая любовь. Её великий Супруг знал всё и творил чудеса. Её земной супруг был смиренным и работящим, верившим во всё, что рассказывали Ей Её сны.
Ей не довелось узнать, что такое бросить возлюбленного мужчину или быть брошенной им. Когда Иосиф, узнав о Её беременности, хотел выгнать Её из дому, Небесный Супруг немедля отправил к нему ангела, чтобы воспрепятствовать этому намерению.
Да, сын оставил Её. Но дети всегда уходят из отчего дома. Легко переносить страдания ради любви к ближнему, ради любви к человечеству или ради любви к сыну. Эти страдания создают ощущения твоей причастности к жизни, и муки твои — благородны и величественны.
Легко переносить страдания ради высокой цели, во исполнение предназначения — эти страдания возвеличивают душу страждущего.
Но, как объяснить и оправдать, что страдаешь по мужчине? Да никак. Это невозможно. И мы оказываемся в аду, ибо, нет в этих страданиях ни величия, ни благородства, а что же есть? Ничего нет. Одна беда.