Пауло Коэльо

На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала

у колодца, я ощутила рядом некое присутствие.

— Я уже рассказывал тебе, но повторю, — продолжал он. — Однажды ночью я проснулся. Моя келья была ярко освещена. Я увидел лик Великой Матери, Её взгляд, исполненный любви. С той минуты Она стала являться мне, время от времени. Я не могу призвать Её, но иногда, Она предстаёт мне.

А сам я тогда уже был в числе истинных преобразователей Церкви. И твёрдо знал: моё земное предназначение — не только исцелять недуги, но и пролагать пути, по которым придёт в мир Бог-Женщина. Укрепится женское начало, вновь воздвигнется столп Милосердия — и Храм Мудрости вознесётся в сердцах человеческих.

Я глядела на него неотрывно. Лицо его, минуту назад выражавшее такое напряжение, смягчилось.

— Это предполагало свою цену, и я был готов платить.

И он замолчал, словно не зная, что сказать.

— Что значит «был»? — спросила я.

— Путь Богине мог бы быть проложен лишь словом и чудом. Но наш мир устроен не так. Всё окажется труднее. Будут слёзы, непонимание, страдание.

«Это работа отца-настоятеля, — мелькнуло у меня в голове. — Это он постарался вселить в его сердце страх. Но я стану для него утешением и ободрением».

— Это путь не страдания, а славы, — ответила я.

— Большая часть людей всё ещё не доверяют любви...

Я чувствовала — он хочет, но не может что-то высказать мне. Быть может, ему надо прийти на помощь?

— Я думала об этом, — перебила я. — Тот, кто первым покорил высочайшую вершину Пиренеев, понял, что жизнь без риска лишена благодати.

— Что ты знаешь о благодати?! — воскликнул он, и я увидела, что спокойствие вновь покинуло его. — Одно из имен Великой Матери — Пресвятая Дева Благодатная, и её руки щедро осенят благословением каждого, кто умеет принимать его.

Нам не дано судить о жизни других людей, ибо каждый знает своё собственное страдание и проходил через собственное отречение. Одно дело — считать, что ты нашёл верный путь, и совсем другое — уверять себя и других в том, что этот путь — единственный.

Иисус сказал: «В доме Отца моего обителей много». Дар есть благодать. Но благодати полна и просто достойная жизнь, где есть труд и есть любовь к ближнему. У Марии был на Земле супруг, который сумел показать ценность безымянного труда.

Оставаясь в тени, он обеспечил крышу над головой и пропитание своей жене и сыну и дал им возможность свершить то, что они свершили. Его труды важны не менее, хоть почти никто не оценил их по достоинству.

Я промолчала. Он взял меня за руку.

— Прости, я резок и нетерпим.

Я поцеловала его ладонь и прижалась к ней щекой.

— Я хочу объяснить тебе вот что, — сказал он, и на его лице появилась улыбка. — С той минуты, как мы вновь встретились с тобой, я понял, что не смогу обречь тебя на страдания, а они — неотъемлемая часть моей миссии в этом мире.

Я почувствовала беспокойство.

— Вчера я солгал тебе. Солгал в первый и последний раз. Я сказал, что иду в семинарию, а на самом деле поднялся на гору и говорил с Великой Матерью.

Я сказал ей, что если Она захочет, я отдалюсь от тебя и продолжу идти своей стезёй — с толпой больных у двери, с поездками глубокой ночью, с непониманием тех, кто хочет отвергнуть веру, с глумливыми взглядами тех, кто не верит, будто любовь приносит спасение.

Если так пожелает Великая Мать, я откажусь от самого дорогого — от тебя.

И вновь, в этот миг, припомнился мне отец-настоятель. Он оказался прав. В то утро был сделан выбор.

— Но всё же, если можно сделать так, чтобы миновала меня чаша сия, я обещаю служить миру через посредство моей любви к тебе.

— Что ты говоришь? — в испуге спросила я. Но он словно и не слышал.

— Чтобы доказать крепость своей веры, не нужно сдвигать горы, — продолжал он. — Я готов в одиночку принять и вытерпеть страдание, но — не затем, чтобы разделить его с тобой. Если я пойду прежней стезёй, у нас с тобой никогда не будет дома с белыми занавесками на окнах, глядящих на горы.

— Я знать ничего не желаю об этом доме! Я и порог его переступать не хотела! — проговорила я, стараясь не сорваться на крик. — Я хотела сопровождать тебя, быть рядом с тобой в твоей борьбе, быть в числе тех, кто рискует первым. Неужели ты не понимаешь? Ты возвратил мне веру!