-- Думаю, они не говорят по-английски, -- сказал Пабло.
-- Но где же она? -- грустно произнес я.
Пабло что-то сказал в ответ, но я опять не слушал его. Мне вдруг
представилось, что я куда-то убегаю, мчусь по какой-то улочке, а затем
ныряю
в дверь, ведущую к свободе.
-- О чем вы думаете? -- спросил Пабло.
-- Мне почудилось, что я вырвался на свободу, -- ответил я. -- А о чем
вы говорили?
-- Постойте, -- сказал Пабло. -- Не упустите свою мысль. Может быть,
это важно. Каким образом вы вырвались на свободу?
-- Я бежал по какому-то переулку или улочке, а потом шмыгнул в какую-то
дверь. Было такое впечатление, что побег удался.
-- И что вы думаете об этом видении?
-- Не знаю, -- признался я. -- Похоже, здесь нет логической связи с
тем, что мы обсуждали.
-- А вы помните, о чем мы говорили?
-- Да. Я спрашивал о Марджори.
-- А вам не кажется, что Марджори и ваше освобождение как-то связаны
между собой?
-- Никакой явной связи я не усматриваю.-- А как насчет неявной?
-- Не вижу, какая здесь может быть связь. Какое отношение к Марджори
могут иметь мои фантазии об освобождении? Вы считаете, она уже на
свободе?
Вид у него был задумчивый:
-- Вам подумалось, что на свободе оказались вы.
-- Ну да, верно. Может быть, я вырвусь на свободу без нее. -- Тут я
взглянул на Пабло. -- А может, вырвусь на свободу с ней.
-- Я остановился бы именно на таком предположении, -- сказал он.
-- Но где же она тогда?
-- Не знаю.
Обед мы заканчивали молча. Я был голоден, но пища казалась слишком
тяжелой. Почему-то я чувствовал себя усталым и вялым. Чувство голода
быстро прошло.
Я обратил внимание, что Пабло тоже не ест.
-- Думаю, нам нужно вернуться в камеру, -- сказал он.
Я кивнул, и он жестом попросил охранника отвести нас обратно. Придя в
камеру, я растянулся на койке, а Пабло сел и стал смотреть на меня.
-- У вас, похоже, снизился уровень энергии, -- проговорил он.
-- Да, -- подтвердил я. -- Не могу понять, что случилось.
-- Вы не пробовали вбирать в себя энергию? -- спросил юноша.
-- Думаю, что нет. А от этой пиши никакого толку.
-- Но если вбирать в себя все, не нужно много пиши. -- И Пабло обвел
рукой перед собой, чтобы подчеркнуть это 'все'.
-- Это я знаю. Однако в подобном положении для меня непросто изливать
потоком любовь.
Мой собеседник в недоумении посмотрел на меня:
-- Но если так не делать, вы причините себе вред.
-- Что значит -- причиню себе вред?
-- Ваше тело колеблется на определенном уровне. И если вы допускаете
значительное снижение своей энергии, то от этого страдает и тело. В
этом и
заключается связь между подавленным состоянием и болезнью. Любовь --
способ
поддержания энергии. Благодаря ей мы сохраняем здоровье. Вот насколько
это важно.
-- Дайте мне несколько минут, -- попросил я.
Я принялся выполнять то, чему меня учил падре Санчес. И тут же
почувствовал себя лучше. Все вокруг выступило более отчетливо. Я закрыл
глаза и сосредоточился на этом ощущении.
-- Вот, хорошо, -- донеслось до меня.
Я открыл глаза и увидел, что Пабло расплылся в улыбке. Облик у него был
еше совсем мальчишеский, но глаза казались теперь исполненными зрелой
мудрости.
-- Я вижу, как вы наполняетесь энергией, -- сообщил паренек.
Вокруг тела Пабло было различимо чуть заметное поле зеленого цвета.
Свежие цветы, поставленные им в вазу на столе, казалось, тоже излучали
мерцание.
-- Для того чтобы уяснить для себя Седьмое откровение и действительно
встать на путь эволюции, -- произнес он, -- нужно действовать в
соответствии
со всеми откровениями, превратив их в образ жизни.
Я ничего не ответил, а юный индеец спросил:
-- Можете ли вы сказать, как откровения изменили ваше мировоззрение? Я
задумался:
-- Полагаю, что я проснулся и увидел: мир -- это тайна, где будет
послано все, в чем нуждаешься, если суметь раскрыться и встать на путь
истины.
-- И что потом? -- продолжал расспрашивать он.
-- Потом мы готовы включиться в поток эволюции.
-- И как же мы можем сделать это? Я снова задумался:
-- Тем, что четко представляем себе вопросы, стоящие перед нами в
жизни. А затем стараемся не упустить указания, которые посылаются во