Романа.
Несчастные слепцы были также освобождены, и на пути в южную Россию, к
общему удивлению, прозрели в Смоленске, с усердием моляся в Смядынской
церкви Св. Глеба, по известию Летописцев.
[1178-1180 гг.] Чудо разгласилось и благоприятствовало властолюбию сих
Князей:
Новогородцы призвали их как мужей богоугодных; оставили Мстислава
начальствовать в столице, Ярополку дали Торжок, а бывшего Князя своего,
Ярослава, также Всеволодова племянника, послали управлять Волоком Ламским.
Мстислав чрез несколько месяцев умер; Ярополк заступил его место, но скоро
был изгнан народом, в угодность Великому Князю, который захватил многих
купцов Новогородских, с неудовольствием видя злодея своего Главою сей
области. Всеволод еще не был обезоружен: приступил к Торжку и требовал
дани. Граждане обещались заплатить оную; но воины сказали Великому Князю:
'Мы пришли сюда не за тем, чтобы целовать их и слушать пустые клятвы',
сели на коней и взяли город; зажгли его, пленили жителей. Всеволод с
отборною дружиною спешил к Волоку Ламскому, уже оставленному гражданами;
нашел там одного племянника своего, Ярослава; истребил огнем пустые домы,
самый хлеб в окрестностях, и сею безрассудною жестокостию так озлобил
Новогородцев, что они решились не иметь с ним никакого дружелюбного
сношения, призвав к себе Романа Смоленского. Потомки Св. Владимира все еще
верили их ненадежным обетам и прельщались знаменитостию древнейшего в
Государстве Княжения.
Роман властвовал там не долее многих своих предместников; по крайней
мере выехал добровольно и с честию. Тогда Новогородцы, желая иметь Князя,
известного воинскою доблестию, единодушно избрали брата Романова,
Мстислава, столь знаменитого мужеством, что ему в целой России не было
имени кроме Храброго. Он колебался, ответствуя их Послам, что не может
расстаться ни с верными братьями, ни с южною своею отчизною; но братья и
дружина сказали Мстиславу: 'Новгород есть также твое отечество' - и сей
бодрый Князь поехал искать славы на ином феатре:
ибо душа его, как пишут современники, занималась одними Великими
делами. Весь Новгород, чиновники, Бояре, Духовенство с крестами вышли к
нему навстречу.
Возведенный [1 ноября 1179 г.] на престол в Софийской церкви, Мстислав
дал слово ревностно блюсти честь, пользу Новагорода, и сдержал оное.
Узнав, что Эстонцы (в 1176 году) дерзнули осаждать Псков и не престают
беспокоить границ, он в несколько дней собрал 20000 воинов и веселяся
предводительством рати столь многочисленной, нетерпеливо хотел битвы; но
Эстонцы, думая только о спасении жизни, скрывались. Опустошив их землю до
самого моря, взяв в добычу множество скота, пленников, Мстислав на
возвратном пути усмирил во Пскове мятежных чиновников, не хотевших
повиноваться его племяннику, Борису Романовичу, и готовился к иным
предприятиям. Еще в 1066 году прадед Всеслава Полоцкого ограбил Софийскую
церковь в Новегороде и захватил один из его уездов: Мстислав, как
ревностный витязь Новогородской чести, вздумав отметить за то Всеславу,
своему зятю, уже шел к Полоцку. Едва Роман Смоленский мог обезоружить
брата, представляя ему, что сей Князь, супруг их сестры, не должен
ответствовать за прадеда, давно истлевшего во гробе; что воспоминание обид
древних не достойно ни Христианина, ни Князя благоразумного. Мстислав
уважил братний совет и возвратился из Великих Лук, обещая себе, гражданам
и дружине новым походом навсегда смирить Ливнию. Но среди блестящих надежд
пылкого славолюбия и в силе мужества сраженный внезапною болезнию, он
увидел суету гордости человеческой и, жив Героем, хотел умереть
Христианином: велел нести себя в церковь, причастился Святых Таин после
Литургии и закрыл глаза навеки [4 июня 1180 г.] в объятиях неутешной
супруги и дружины, поручив детей, в особенности юного Владимира, своим
братьям. Таким образом, Новогородцы в два года погребли у себя двух
Князей: чего уже давно не бывало: ибо, непрестанно меняя Властителей, они
не давали им умирать на троне. Бояре и граждане изъявили трогательную
чувствительность, оплакивая Мстислава Храброго, всеми любимого, величая
его красоту мужественную, победы, Великодушные намерения для славы их
отечества, младенческое добродушие, соединенное с пылкою гордостию сердца
благородного. Сей Князь, по свидетельству современников, был украшением
века и России. Другие воевали для корысти: он только для славы и, презирая
опасности, еще более презирал золото, отдавая всю добычу Церкви или
воинам, коих всегда ободрял в битвах словами: