Н.М.Карамзин

История Государства Российского том 3

брату.

[1189 г.] Князья наши не думали вступиться за несчастного Владимира

Галицкого - посаженного Королем Белою в каменную башню, - но с прискорбием

видели иноплеменников господами прекраснейшей из областей Российских.

Между тем хитрый Бела, имея дружелюбные сношения с Святославом Киевским,

старался уверить его в своем бескорыстии и даже обещал со временем отдать

ему Галич; а Святослав, вопреки условиям тесного союза, заключенного им с

Рюриком, тайно послал одного из сыновей к Королю для переговоров. Рюрик

сведал и досадовал. Приняв совет Митрополита, они согласились было изгнать

Венгров из Галича; но Святослав, уступая Рюрику сие Княжение, требовал

Овруча, Белагорода и всех других областей Днепровских. Рюрик не хотел

того, и Галич остался за Венграми, впрочем, ненадолго.

Сын Князя Иоанна Берладника, умершего в Фессалонике, двоюродный

племянник Ярослава Галицкого, именем Ростислав, подобно отцу скитался из

земли в землю и нашел пристанище в Смоленске. Он имел друзей в отечестве,

где народ, неохотно повинуясь иноземным властителям, и некоторые Бояре

желали видеть его на престоле. По согласию с ними Ростислав, уехав от

Давида Смоленского, с малым числом воинов явился пред стенами Галича, в

надежде, что все граждане к нему присоединятся. Но Андрей оградил себя

полками Венгерскими, взял с жителей, волею и неволею, присягу в верности и

вообще такие меры, что сын Берладников вместо друзей встретил там одних

врагов многочисленных. Видя неудачу, измену или робость Галичан, Ростислав

не думал спасаться бегством; сказал дружине: 'Лучше умереть в своем

отечестве, нежели скитаться по чужим землям; предаю суду Божию тех,

которые меня обманули' - и бросился в средину неприятелей. Тяжело

раненный, он упал с коня и был привезен в столицу, где народ, тронутый его

жалостною судьбою, хотел возвратить ему свободу. Чтобы утишить мятеж,

Венгры, как сказано в летописи, приложили смертное зелие к язве

Ростислава, и сей несчастный Князь, достойный лучшей доли, скончался, имев

только время удостовериться в народной к нему любви; а граждане, изъявив

оную, раздражили своего Короля. Правление Андреево, дотоле благоразумное,

снисходительное, обратилось в насилие. Венгры мстили Галичанам как

изменникам, нагло и неистово: отнимали жен у супругов, ставили коней в

домы Боярские, в самые церкви; позволяли себе всякого рода злодейства.

Народ вопил, с нетерпением ожидая случая избавиться от ига: он

представился.

Владимир Галицкий, заключенный с женою и с детьми у Короля Венгерского,

нашел способ уйти: изрезал шатер, поставленный для него в башне, свил из

холста веревки, спустился по оным вниз и бежал к Немецкому Императору,

Фридерику Барбаруссе. Так сын Ярослава Великого искал некогда

покровительства Императора Генрика IV; но привез сокровища в Германию, а

Владимир мог только обещать и действительно вызвался ежегодно платить

Фридерику 2000 гривен серебра, буде его содействием отнимет Галич у

Венгров. Император - неизвестно, каким образом - знал Великого Князя

Суздальского и весьма ласково принял Владимира, слыша, что он сын

Всеволодовой сестры. Хотя, занятый тогда важным намерением ратоборствовать

в Палестине с Героем Востока, Саладином, Фридерик не мог послать войска к

берегам Днестра, однако ж дал Владимиру письмо к Казимиру Справедливому,

которое имело счастливое для изгнанника действие: ибо сей Монарх Польский,

завидуя Венграм в приобретении земли Галицкой и ведая, сколь их господство

противно ее жителям, не отказался от предлагаемой ему чести быть

покровителем несчастного Князя, вероломно обманутого Белою; надеялся на

Галичан и не обманулся. Быв недовольны правлением Владимировым, они еще

гораздо более ненавидели Венгров; и когда услышали, что сей Князь с

Воеводою Краковским, знаменитым Николаем, идет к их границам: то все

единодушно восстали, изгнали Андрея и встретили Владимира с радостию; а

Беле остался стыд и титул Короля Галицкого, с 1190 года употребляемый в

его грамотах. Еще не миновались опасности для Владимира: худо веря

бескорыстию Поляков, боясь Венгров, Романа Волынского и собственного

народа, он прибегнул к дяде, Великому Князю, не хотев дотоле искать в нем

милости; смиренно винился, обещал исправиться и писал к нему: 'Будь моим

отцом и Государем: я Божий и твой со всем Галичем; желаю тебе

повиноваться, но только тебе одному'. Сие покровительство, согласное с

долгом родства, было лестно и для гордости Всеволода, который, взяв оное