праздно стоял на Неве и был свидетелем
мятежа воинов Новогородских, хотевших убить какого-то чиновника, именем
Судимира: Князь едва мог спасти несчастного, скрыв его в собственной ладии
своей.
Вообще Ярослав не пользовался любовию народною. Желая иметь Псков в
своей зависимости, он поехал туда с Новогородскими чиновниками; но
Псковитяне не хотели принять его, думая, что сей Князь везет к ним оковы и
рабство. Огорченный Ярослав, возвратясь в Новгород, собрал жителей на
дворе Архиепископском и торжественно принес им жалобу. 'Небо свидетель, -
говорил он, - что я не хотел сделать ни малейшего зла Псковитянам и вез
для них не оковы, а дары, овощи и паволоки. Оскорбленная честь моя требует
мести'. Недовольный холодностию граждан, Князь призвал войско из
Переславля Залесского, и Новогородцы с изумлением увидели шатры его полков
вокруг дворца. Славянский конец также наполнился толпами сих ратников, с
головы до ног вооруженных и страшных для народа своевольного. Ярослав
сказывал, что хочет идти против Немецких Рыцарей; но граждане не верили
ему и боялись его тайных замыслов. К тому же бедные жаловались на
дороговизну; от прибытия многочисленного войска цена на хлеб и на мясо
возвысилась: осьмина ржи стоила нынешними серебряными деньгами 53 1/2
копейки, пшеницы 89 1/2, а пшена рубль 25 копеек. Ярослав требовал от
Псковитян, чтобы они выдали ему клеветников его, а сами шли с ним к Риге;
но Псковитяне уже заключили особенный тесный союз с Рижским Орденом и,
будучи обнадежены в помощи Рыцарей, прислали в Новгород одного Грека с
таким ответом: 'Князь Ярослав!
Кланяемся тебе и друзьям Новогородцам; а братьев своих не выдадим и в
поход нейдем, ибо Немцы нам союзники. Вы осаждали Колывань (Ревель), Кесь
(Венден) и Медвежью Голову, но брали везде не города, а деньги; раздражив
неприятелей, сами ушли домой, а мы за вас терпели: наши сограждане
положили свои головы на берегах Чудского озера; другие были отведены в
плен. Теперь восстаете против нас: но мы готовы ополчиться с Святою
Богородицею. Идите, лейте кровь нашу; берите в плен жен и детей: вы не
лучше поганых'. Сии укоризны относились вообще к Новогородцам; однако ж
народ взял сторону Псковитян: решительно объявил Князю, что не хочет
воевать ни с ними, ни без них с Орденом Немецким, и требовал, чтобы рать
Переславская удалилась. Ярослав велел полкам выступить, но в досаде и
гневе сам уехал из Новагорода, оставив там юных сыновей, Феодора и
Александра, под надзиранием двух Вельмож. Псковитяне торжествовали;
отпустили Немцев, Чудь, Латышей, уже призванных ими для защиты, и выгнали
из города друзей Ярославовых, сказав им: 'Подите к своему Князю; вы нам не
братья'. Тогдашний союз Россиян с Ливонским Орденом и дружелюбные их
сношения с Послом Гонория III в Риге, Епископом Моденским, столь
обрадовали Папу, что он в 1227 году написал весьма благосклонное письмо ко
всем нашим Князьям, обещая им мир и благоденствие в объятиях Латинской
Церкви и желая видеть их Послов в Риме. 'Ваши заблуждения в Вере (говорил
он) раздражают Небо и причиною всех зол в России: бойтесь еще ужаснейших,
если не обратитесь к истине. Увещаем и молим, чтобы вы письменно изъявили
на то добрую волю чрез надежных Послов, а между тем жили мирно с
Христианами Ливонскими'.
С сего времени Новгород был несколько лет жертвою естественных и
гражданских бедствий. От половины августа до самого декабря месяца густая
тьма покрывала небо и шли дожди беспрестанные; сено, хлеб гнили на лугах и
в поле; житницы стояли пустые. Народ, желая кого-нибудь обвинить в сем
несчастии, восстал против нового Владыки Новогородского, Арсения (ибо
Антоний, слабый здоровьем, лишился языка и добровольно заключился в
монастыре Хутынском). 'Бог наказывает нас за коварство Арсения, - говорили
безрассудные: - он выпроводил Антония в Хутынскую Обитель и несправедливо
присвоил себе его сан, подкупив Князя'. Добрый, смиренный Пастырь молился
денно и нощно о благе сограждан; но дожди не преставали, и народ, после
шумного Веча, извлек Архиепископа из дому, гнал, толкал, едва не умертвил
его как преступника. Арсений искал убежища в Софийском храме, наконец, в
монастыре Хутынском, откуда немой Антоний должен был возвратиться в дом
Святителей. Новогородцы дали ему в помощники двух светских чиновников и
еще не могли успокоиться: вооружились, разграбили дом Тысячского,
Стольников Архиерейского и Софийского, хотели повесить одного Старосту и
кричали, что сии люди наводят Князя на зло. Избрав нового Тысячского, Вече
послало