убийц и неблагодарных!'... Наконец упал
на землю. В страхе, в замешательстве они схватили тело своего товарища и
спешили удалиться. Андрей в беспамятстве вскочил, бежал за ними, громко
стеная. Убийцы возвратились; зажгли свечу и следом крови Андреевой дошли в
сенях до столпа лестницы, за коим сидел несчастный Князь. Петр отрубил ему
правую руку; другие вонзили мечи в сердце; Андрей успел сказать: 'Господи!
В руце Твои предаю дух мой!' и скончался.
Умертвив еще первого любимца Княжеского, Прокопия, заговорщики овладели
казною государственною, золотом, драгоценными каменьями; вооружили многих
Дворян, приятелей, слуг и послали объявить Владимирской дружине или
тамошним Боярам о смерти Великого Князя, называя их своими
единомышленниками. 'Нет, - ответствовали Владимирцы: - мы не были и не
будем участниками вашего дела'. Но граждане Боголюбские взяли сторону
убийц; расхитили дворец, серебро, богатые одежды, ткани. - Тело Андрееве
лежало в огороде: Киевлянин, именем Козма, усердный слуга несчастного
Государя, стоял над оным и плакал. Видя Ключника Анбала, он требовал
ковра, чтобы прикрыть обнаженный труп. Анбал отвечал: 'Мы готовим его на
снедение псам'. Изверг! сказал сей добродушный слуга: Государь взял тебя в
рубище, а ныне ты ходишь в бархате, оставляя мертвого благодетеля без
покрова. Ключник бросил ему ковер и мантию. Козма отнес тело в церковь,
где крилошане долго не хотели отпереть дверей: на третий день отпели его и
вложили в каменный гроб. Через шесть дней Владимирский Игумен Феодул
привез оное в Владимир и погреб в Златоверхом храме Богоматери.
Неустройство, смятение господствовали в областях Суздальских. Народ,
как бы обрадованный убиением Государя, везде грабил домы Посадников и
Тиунов, Отроков и Мечников Княжеских; умертвил множество чиновников,
предавался всякого рода неистовству, так, что Духовенство, желая
восстановить тишину, прибегнуло наконец к священным обрядам: Игумены,
Иереи, облаченные в ризы, ходили с образами по улицам, моля Всевышнего,
чтобы он укротил мятеж.
Владимирцы оплакивали Андрея, но не думали о наказании злодейства, и
гнусные убийцы торжествовали.
Одним словом, казалось, что Государство освободилось от тирана: Андрей
же, некогда вообще любимый, по сказанию Летописцев, был не только набожен,
но и благотворителен; щедр не только для Духовных, но и для бедных, вдов и
сирот:
слуги его обыкновенно развозили по улицам и темницам мед и брашна стола
Княжеского. Но в самых упреках, делаемых Летописцами народу
легкомысленному, неблагодарному, мы находим объяснение на сию странность:
вы не рассудили.
(говорят они современникам), что Царь, самый добрый и мудрый, не в
силах искоренить зла человеческого; что где закон, там и многие обиды.
Следственно, общее неудовольствие происходило от худого исполнения законов
или от несправедливости судей: столь нужно ведать Государю, что он не
может быть любим без строгого, бдительного правосудия; что народ за
хищность судей и чиновников ненавидит Царя, самого добродушного и
милосердого! Убийцы Андреевы знали сию ненависть и дерзнули на злодеяние.
Впрочем, Боголюбский, мужественный, трезвый и прозванный за его ум
вторым Соломоном, был, конечно, одним из мудрейших Князей Российских в
рассуждении Политики, или той науки, которая утверждает могущество
государственное. Он явно стремился к спасительному единовластию и мог бы
скорее достигнуть своей цели, если бы жил в Киеве, унял Донских хищников и
водворил спокойствие в местах, облагодетельствованных природою, издавна
обогащаемых торговлею и способнейших к гражданскому образованию.
Господствуя на берегах Днепра, Андрей тем удобнее подчинил бы себе
знаменитые соседственные Уделы: Чернигов, Волынию, Галич; но, ослепленный
пристрастием к северо-восточному краю, он хотел лучше основать там новое
сильное Государство, нежели восстановить могущество древнего на Юге.
Летописцы всего более хвалят Андрея за обращение многих Болгаров и
Евреев в Христианскую Веру, за его усердие к церквам и монастырям, за
уважение и любовь к сану Духовных. Подражая Святому Князю, крестившему
Россию, он наделил в Владимире новую Епископскую Соборную церковь
Богоматери (им в 1158 году заложенную) поместьями и купленными слободами;
отдал ей также десятую часть из торговых доходов своих и Княжеских стад;
призвал художников из разных земель, чтобы украсить оную великолепно; и
драгоценные сосуды ее, златые двери, паникадила, серебряный амвон,
живопись, богатые оклады икон, осыпанных жемчугом,