зари видя сие непонятное бегство войска
многочисленного, как бы сверхъестественною силою гонимого, низвергаемого
во глубину Днепра, он едва верил глазам - поднял руки к небу; восхвалил
святых заступников Вышегорода, Бориса и Глеба; сел на коня и спешил
довершить удар; топил, пленял людей; взял стан неприятельский, обозы - и с
того времени считался храбрейшим из Князей Российских. Летописцы, осуждая
надменность Андрея и союз его с Ольговичами, ненавистниками Мономаховой
крови, превозносят хвалами Мстислава, ознаменованного чудесным
покровительством Неба в ратоборстве с сильными.
Ярослав Луцкий въехал в Киев, а сын Андреев возвратился в Суздальский
Владимир с неописанным стыдом, без сомнения, весьма чувствительным для
отца; но, умея повелевать движениями своей души, Андрей не изъявил ни
горести, ни досады и снес уничижение с кротостию Христианина, приписывая
оное, может быть - равно как и бедственную осаду Новагорода - гневу Божию
на Суздальцев за опустошение святых церквей Киевских в 1169 году. Сия
мысль смирила, кажется, его гордость. Он не хотел упорствовать в злобе на
Ростиславичей, не думал мстить Ярославу за измену и не мешал ему спокойно
властвовать в Киеве, к прискорбию Святослава Черниговского, коего
искусство государственное состояло в том, чтобы ссорить Мономаховых
потомков. [1174 г.] Сей Князь, не имея надежды вооружить Андрея, начал
требовать удела от Ярослава, говоря: 'Ты обещал под Вышегородом дать мне
область, когда сядешь на престоле Святого Владимира; ныне, сидя на оном -
право ли, криво ли, не знаю, - исполни обещание. У нас одни предки: я не
Лях, не Угрин'. Ярослав сухо ответствовал, что он господствует в Киеве не
по милости Ольговичей и что род их должен искать Уделов только на левом
берегу Днепра.
Князь Черниговский замолчал; но в тишине собрал войско, внезапно изгнал
Ярослава, пленил его жену, сына, Бояр и, ограбив дворец, ушел назад.
Киевляне оставались равнодушными зрителями сего разбоя в ожидании, кто
захочет быть их Князем. Ярослав возвратился; и, думая, что они сами тайно
призвали Святослава, обложил данию всех граждан, даже Попов, Монахов,
иноземных купцов, Католиков.
'Мне надобно серебро, чтобы выкупить жену и сына', говорил озлобленный
Князь и, наказав Киевлян, виновных единственно своею к нему холодностию,
заключил мир с Святославом, который жег тогда область брата, Олега
Северского.
Сей мир казался Ростиславичам малодушием, а тягостная дань, возложенная
на Киев, несправедливостию. Огорченные Андреем, но внутренно уважая в нем
старейшего из Князей, достойного быть их Главою, они изъявили ему желание
забыть прошедшее и взаимным искренним согласием успокоить южную Россию:
для того хотели, чтобы Великий Князь, как ее законный покровитель, снова
уступил Киев Роману Смоленскому, и брали на себя выслать оттуда Ярослава,
не любимого народом и неспособного блюсти древнюю столицу Государства.
Андрей, довольный их уважением, обещал посоветоваться с братьями,
Михаилом, Всеволодом; писал к ним в Торческ и не дождался ответа, кончив
жизнь от руки своих любимцев.
Великий Князь, женатый - по известию новейших Летописцев - на дочери
убиенного Боярина Кучка, осыпал милостями ее братьев. Один из них
приличился в каком-то злодействе и заслужил казнь. Другой, именем Иоаким,
возненавидел Государя и благотворителя за сие похвальное действие
правосудия; внушал друзьям своим, что им будет со временем такая же
участь; что надобно умереть или умертвить Князя, ожесточенного старостию;
что безопасность есть закон каждого, а мщение должность. Двадцать человек
вступили в заговор. Никто из них не был лично оскорблен Князем; многие
пользовались его доверенностию: зять Иоакимов, Вельможа Петр (у коего в
доме собирались заговорщики), Ключник Анбал Ясин, чиновник Ефрем Моизович.
В глубокую полночь [29 июня 1174 г.] они пришли ко дворцу в Боголюбове
(ныне селе в 1 1 верстах от Владимира), ободрили себя вином и крепким
медом в Княжеском погребе, зарезали стражей, вломились в сени, в горницы и
кликали Андрея. С ним находился один из его Отроков. Услышав голос
Великого Князя, злодеи отбили дверь ложницы или спальни. Андрей напрасно
искал меча своего, тайно унесенного Ключником Анбалом: сей меч принадлежал
некогда Святому Борису.
Два человека бросились на Государя: сильным ударом он сшиб первого с
ног, и товарищи в темноте умертвили его вместо Князя. Андрей долго
боролся; уязвляемый мечами и саблями, говорил извергам: 'За что проливаете
кровь мою? Рука Всевышнего казнит