Карлос Кастанеда

Огонь изнутри 1984г

однако он не призрак. Мир - это не иллюзия, как о нем

иногда говорят, он реален с одной стороны и не реален с другой. Обрати на

это особое внимание, поскольку это следует понять, а не просто принять. Мы

воспринимаем - это твердый факт, однако же, что мы воспринимаем, это факт

не того же рода, поскольку мы учимся тому, что воспринимать.

Что-то оттуда действует на наши чувства - это та часть, которая

реальна. Нереально то, что наши органы чувств говорят нам об этом.

Возьмем, например, гору. Наши органы чувств говорят нам, что это объект:

он имеет размеры, цвет, форму. Мы даже разбиваем горы по категориям, и

это, пожалуй, верно. Относительно этого пока все верно, дефект только в

том, что нам никогда не приходит в голову, что наши органы чувств играют

лишь поверхностную роль, а наши чувства воспринимают так потому, что

особая черта нашего сознания заставляет их делать это.

Я опять начал соглашаться с ним, но не потому, что хотел этого, я не

вполне понял его аргументы, скорее всего я просто среагировал на

угрожающую обстановку. Он остановил меня.

- Я воспользовался словом "мир", - продолжал дон Хуан. - для

обозначения всего, что окружает нас. У меня есть, конечно, лучший термин,

но он будет для тебя малопонятным. Видящие говорят, что мы думаем, что это

мир предметов только потому, что таково наше сознание. Но то, что реально

там находится, так это эманации орла - текучие, всегда в движении, и все

же неизменные, вечные.

Когда я захотел спросить его, что же представляют собой эманации

орла, он остановил меня жестом. Он пояснил, что одно из наиболее

драматических открытий, которое нам завещали древние видящие, то, что

смыслом существования всех чувствующих существ является рост сознания. Дон

Хуан назвал это колоссальным открытием.

В полушутливом тоне он спросил меня, не знаю ли я лучшего ответа на

этот вопрос, который всегда преследовал человека - вопрос о смысле нашего

существования. Я встал незамедлительно в защитную позицию и начал говорить

о бессмысленности постановки этого вопроса, поскольку на него нет

логического ответа. Я сказал ему, что для того, чтобы обсудить этот

предмет, нам следовало бы поговорить о религиозных верованиях и обратить

все это в дело веры.

- Древние видящие не просто говорили о вере, - сказал он. - хотя они

и не были столь практичны, как новые видящие, однако они были достаточно

практичны, чтобы понять то, что видят. То, на что я хотел обратить

внимание своим вопросом, так сильно тебя расстроившим, состоит в том, что

только наша рациональность не может подойти к этому вопросу о смысле

нашего существования. Всякий раз, когда она это делает, ответ превращается

в дело веры. Древние видящие пошли другим путем и нашли ответ, который

основан не только на вере.

Он сказал, что древние видящие, встречаясь с несказанными

препятствиями, в действительности видели ту неописуемую силу, которая

является источником всех чувствующих существ. Они называли ее орлом,

поскольку в тех немногих взглядах украдкой, какие они могли вынести, они

видели ее в виде чего-то, напоминающего пестрого черно-белого орла

бесконечной протяженности.

Они видели, что этот орел наделяет сознанием, орел творит чувствующие

существа так, чтобы они могли жить и обогащать сознание, данное им вместе

с жизнью. Они также увидели, что орел пожирает это самое обогащенное

сознание после того, как чувствующие существа лишаются его в момент

смерти.

- Для древних видящих, - продолжал дон Хуан. - сказать, что смыслом

существования является рост сознания, не было вопросом веры или дедукции -

они видели это.

Они видели, что сознание чувствующих существ улетает в момент смерти

и воспаряет, как светящаяся паутинка, прямо к клюву орла, чтобы быть

поглощенным. Для древних видящих это было доказательством того, что

чувствующие существа живут только для того, чтобы обогатить сознание, то

есть пищу орла.

Дону Хуану пришлось прервать объяснения, так как ему пришлось

отлучиться на короткое время по делам. Нестор отвез его в Оаксаку. Видя их

отъезжающими, я вспомнил, что в начале моей связи с доном Хуаном каждый

раз, когда он упоминал об отъезде по делам, я думал, что это благовидный

предлог для чего-то еще, однако в конце концов я понял, что это было

действительно то, о чем он говорил. Когда предстояла такого рода поездка,

он надевал один из многих своих безупречно сшитых костюмов с жилетом и

выглядел тогда как угодно, но только не как старый индеец, которого я

знал. Я сообщил ему относительно сложности для меня этой