Карлос Кастанеда

Огонь изнутри 1984г

и стоящий рядом со мной. - если мы даже попытаемся уйти, те

двое видящих или их олли из другого места сразят тебя. Они уже окружили

нас: шестнадцать сознаний уже сфокусировались на тебе сейчас.

- Кто они? - прошептал я в ухо Хенаро.

- Те четверо видящих и их двор, - ответил он. - они знали о нас с

того момента, как мы пришли сюда.

Я хотел поджать хвост и бежать, спасая жизнь, но дон Хуан взял меня

за руку и указал на небо. Я заметил, что произошло заметное изменение

видимости: вместо смоляной черноты, которая стояла до сих пор, проявился

приятный сумеречный полусвет. Я быстро сориентировался по сторонам света:

небо определенно было светлее к востоку.

Я почувствовал странное давление вокруг головы. В ушах гудело. Мне

было холодно и жарко одновременно. Я был так напуган, как никогда раньше,

но что досаждало мне особенно, так это унылое чувство поражения, трусости.

Меня подташнивало, и я чувствовал себя несчастным.

Дон Хуан зашептал мне в ухо. Он сказал, что мне следует быть начеку и

что нападение древних видящих мы почувствуем все трое и в любой момент.

- Ты можешь перебраться ко мне, если хочешь, - сказал Хенаро быстрым

шепотом, как если бы что-то подгоняло его.

Я колебался мгновение. Я не хотел, чтобы дон Хуан поверил, что я так

напуган, что должен держаться за Хенаро.

- Вот они идут, - сказал Хенаро громким шепотом.

Мир перевернулся для меня вверх ногами, когда что-то схватило меня за

левую лодыжку. Я почувствовал смертный холод во всем теле. Я знал, что

ступил в железный капкан, поставленный, может быть, на медведя. Все это

пронеслось у меня в уме прежде, чем я испустил пронзительный визг, такой

же интенсивный, как и мой испуг.

Дон Хуан и Хенаро громко засмеялись. Они были у меня по сторонам не

дальше трех футов, но я был так перепуган, что даже не заметил их.

- Пой! Пой, спасая жизнь! - слышал я приказание дона Хуана со звуком

его дыхания.

Я попытался высвободить ногу и тогда почувствовал острую боль, как

если бы в мою ногу вонзились иглы. Дон Хуан снова и снова настаивал, чтобы

я пел. Он и Хенаро начали известную песню. Хенаро выговаривал слова, глядя

на меня с расстояния едва ли в два дюйма. Они пели фальшиво, сиплыми

голосами, так безнадежно выбиваясь из ритма и настолько выше диапазона

своих голосов, что я рассмеялся.

- Пой, или ты погибнешь, - сказал мне дон Хуан.

- Давай-ка устроим трио, - сказал Хенаро. - запоем-ка болеро.

Я присоединился к этому фальшивому трио. Мы довольно долго пели на

пределе своих голосов, как пьяные. Я почувствовал, что железный захват на

моей ноге начал постепенно ослабевать. Я не осмеливался посмотреть вниз на

свою лодыжку, но на мгновение я все же взглянул, и увидел, что там не было

капкана, удерживающего меня: темная головообразная форма кусала меня!

Только сверхусилие удержало меня от обморока. Я почувствовал, что

меня рвет, и автоматически хотел наклониться, но кто-то держал меня

безболезненно и с нечеловеческой силой за локти и затылок и не позволял

двигаться. Я весь обблевался.

Моя опустошенность была такой полной, что я начал терять сознание.

Дон Хуан брызнул мне в лицо из тыковки, которую всегда носил, когда мы

уходили в горы. Вода попала за ворот, и это охлаждение восстановило мое

физическое равновесие, но не повлияло на силу, державшую меня за локти и

затылок.

- Я думаю, ты зашел слишком уж далеко в своем страхе, - сказал мне

дон Хуан громко и таким официальным тоном, что это сразу воспринималось

как приказ.

- Давайте опять запоем, - добавил он. - давайте споем песню с

содержанием, я не хочу больше болеро.

Я мысленно поблагодарил его за трезвость и возвышенный стиль и так

растрогался, когда услышал, как они запели "ла Валентина", что даже начал

плакать.

Из-за той страсти,

Все, говорят,

С ним те напасти,

Да наплевать!

Пусть даже дьявол

Стучится в дверь -

Я и без правил

Готов умереть!

О, валентина, ты, валентина,

Меняю себя я на блеск твоих глаз!

И если я должен

Погибнуть сегодня,

То пусть это будет

Сегодня, сейчас!

Все мое существо было потрясено воздействием этого немыслимого

смещения ценностей. Никогда еще песня не значила для меня столько. Когда я

услышал их, распевавших такую незатейливую песенку, какие я всегда считал

отдающими дешевой сентиментальностью, я почувствовал, что понял характер

воина. Дон Хуан вбил в меня, что воины живут рядом со смертью, и из этого

знания, что смерть с ними, они извлекают мужество для любой встречи. Дон

Хуан говорил, что худшее, что с нами может случиться, это то, что мы