по мягкому теплому миру - воспоминания о
радостях жизни на земле.
Здесь же усиливается сострадание.
А устье потока видится совсем вблизи. И сам поток, и весь
этот туннелеобразный мир обрываются там подобно тому, как
обрывается туннель метро при выходе на эстакаду. Но воды не
впадают ни во что: и они, и берега, и свод - все растворяется в
серой беспредметной пустынности. Там не может быть никакого
тела, там и намека нет на какую-либо почву или среду. Только
одно не гаснет там: искра самосознания. Это чистилище
называется Дромн: иллюзия страшного небытия.
И если в Шим-биге себя искупали те, на ком ответственность
за несколько человеческих смертей, хотя бы даже смертей
преступников, кому подписывался смертный приговор или на кого
составлялся предательский донос, - в Дромне находятся те, чье
нарушение Закона кажется, на наш взгляд, несравненно меньшим.
Да, арифметика кармы - странная арифметика! И в Дромн увлекают
не злодеяния, не кровопролития, но всего лишь кармическое
следствие активного безверия, воинствующее отрицание
духовности, деятельное утверждение ложной идеи о смертности
души. Тайна этой удивительной, непропорциональной, казалось бы,
кары в том, что все эти волевые акты еще при жизни в Энрофе как
бы наглухо забили пробками дыхательные пути души; итогом
явилось еще большее отяжеление эфирного естества, чем даже
бывает в результате отдельных преступлений, если взять их
изолированно, самих по себе. Пленнику Дромна кажется, что нигде
нет ничего, нет и его самого - именно так, как это ему
рисовалось при жизни. И он с величайшим усилием, очень не скоро
может справиться с поражающим фактом - неугасанием
самосознающего Я даже здесь, в абсолютной пустоте, вопреки
рассудку и здравому смыслу. При этом он начинает смутно
понимать, что все могло бы быть иначе, если бы это небытие -
или полунебытие - он не выбрал сам.
Но тоска добровольной покинутости, окрашивающая пребывание
в Дромне, мало-помалу начинает уступать место тревоге. Я
чувствует, что его куда-то влечет, как бы вниз и вкось, и само
оно из точки превращается в вытянутую фигуру, устремленную
книзу. Отсутствие всяких ориентиров не дает понять, падает ли
он медленно или низвергается с большой быстротой. Только
внутреннее чувство вопиет громче всяких доказательств логики,
что он движется не вверх и не в сторону, но именно вниз. Вот
внизу уже обозначилось и розоватое пространство. Несколько
мгновений этот цвет может казаться падающему даже радостным. Но
затем леденящая догадка пронизывает несчастное Я: оно поняло,
что непреодолимо опускается в раскаленное, тихое, как бы
железное море. Вес опускающегося стремительно возрастает; вот
он прикасается к раскаленно-красной поверхности Фукабирна и
погружается в его среду. Мука состоит, кроме жгучего телесного
страдания, именно в ужасе опускания в вечные пытки - опускания,
которое представляется невозвратным.
Фукабирн - последний в сакуале чистилищ. Теперь начинается
сакуала трансфизических магм: эти локальные миры сосуществуют в
трехмерном пространстве, но в других потоках времени, с поясами
раскаленного вещества в оболочке планеты. Повторяю,
подчеркиваю: во всех метакультурах, кроме Индийской, страдания
этих миров не имели конца, пока Иисус Христос не совершил того
освободительного спуска в них, который в церковном предании
называется схождением Спасителя в ад. С этого мгновения для сил
Света становится возможным, хотя и требующим огромных усилий,
извлечение страдальцев из этих пучин после известного срока,
необходимого для развязывания узлов личной кармы.
Первая из магм - это Окрус, вязкое дно Фукабирна.
Вокруг шельта уже в Дромне не осталось никаких старых
оболочек и начало образовываться новое телесное существо. В
Окрусе его формирование подходит к концу, но ничего, хотя бы
отдаленно напоминающего человеческий облик, нет в нем: это
шарообразное нечто из оживленного инфраметалла.
За что же муки Фукабирна и Окруса, за что? О, этих
страдальцев уже немного. В Скривнусе и Ладрефе томились
миллионы, здесь - сотни, может быть, даже десятки. Осуждение
идейного врага на великие мучения, осуждение невинных, терзание
беззащитных, мучительство детей - все это искупается
страданиями здесь, в Окрусе и Фукабирне.