- не только
насильственной, но и естественной смертью. После многолетней
жизни в Энрофе и разрешения тех задач, ради которых Он эту
жизнь принял, Его ждала трансформа, а не смерть - преображение
всего существа Его и переход Его в Олирну на глазах мира.
Будучи завершенной, миссия Христа вызвала бы то, что через
два-три столетия на земле вместо государств с их войнами и
кровавыми вакханалиями установилась бы идеальная
Церковь-Братство. Число жертв, сумма страданий и сроки
восхождения человечества сократились бы неизмеримо.
Основанию Христом Церкви в Энрофе предшествовало низлияние
сил Приснодевы-Матери, другой ипостаси Троицы, в высшие миры
Шаданакара. Это низлияние не носило характера личного, не
заключалось в нисхождении какой-либо богорожденной монады. Не
было это низлияние Женственности и первым по времени. Первое
низлияние Женственности за период существования нашего
человечества имело место на четырнадцать или двенадцать веков
ранее, и отголоски интуитивного понимания этого факта можно
найти в некоторых мифах, где он, впрочем, нерасчленимо
сливается с преданиями о жертвенных нисхождениях соборных душ
сверхнародов в темные слои, как это мы видим, например, в
Вавилонии. Но два раза именно в Вавилонии, и второй раз именно
в эпоху первого низлияния Женственности принимала воплощение в
человеческом облике та светлейшая из богосотворенных монад,
которой впоследствии предстояло стать Матерью Планетарного
Логоса на земле. Ее жизненный путь в тот раз не вывел Ее из
пределов небольшого города в Сеннааре; Она была там великой
праведницей и претерпела казнь. В момент Ее смерти Мировая
Женственность просветлила все Ее существо, и это предопределило
то, что Она впоследствии стала Богоматерью. Еще же раньше, до
Вавилонии, Она жила в Атлантиде, где была простою прекрасной
женщиной, матерью многих детей, а до Атлантиды, на самой заре
человеческой цивилизации - в маленьком городке Центральной
Америки. Городок этот совершенно забыт, и его бедные останки
никогда не будут извлечены из-под тропических зарослей
Гондураса или Гватемалы. Раньше, в эпоху первобытных обществ,
монада грядущей Богоматери в человеческом облике не рождалась.
Второе низлияние сил Мировой Женственности в Шаданакар
вызвало, как эхо, в Энрофе как бы смягчение душевной каменности
в существе многих людей: без этого образование Церкви на земле
Иисусом Христом было бы вообще невозможно. Христианские церкви
в том прерванном, незавершенном виде, в каком они знакомы нам
по истории, суть бледные, зачаточные, ограниченные и искаженные
отображения Церкви Шаданакара, пребывающей в наивысших слоях.
В возрасте от четырнадцати до тридцати лет Иисус находился
в Иране и Индии, где Он прошел сквозь наиболее глубокую
мудрость, достигнутую тогда человечеством, и оставил ее далеко
за Собою.
Почему Иисус не облек в письменную форму изложение Своего
учения? Почему предпочел доверить эту задачу Своим ученикам?
Ведь, даже будучи боговдохновляемыми, евангелисты оставались
людьми, а великий враг не дремал, и даже на книгах Нового
Завета явственно различается местами его искажающее
прикосновение. Но Христос не мог изложить Своего учения в книге
потому, что учением были не только слова Его, но вся Его жизнь.
Учением было непорочное зачатие и Его рождение в тихую
вифлеемскую ночь, озаренную пением Ангелов; Его беседа с
Гагтунгром в пустыне и Его странствия по галилейским дорогам;
Его нищета и Его любовь, исцеления больных и воскрешения
мертвых, хождение по водам и преображение на горе Фавор. Его
мученичество и воскресение. Такое учение могло быть изложено,
хотя бы с пробелами и ошибками, только живыми свидетелями этого
божественного жизненного пути. Но в пробелы вкрался исконный
враг; проникая в человеческое сознание авторов Евангелия, он
сумел извратить многие свидетельства, исказить и омрачить идеи,
снизить и ограничить идеал, даже приписать Христу слова,
которых Спаситель мира не мог произнести. У нас еще нет
способов отслоить в Евангелии подлинное от ошибочного, нет
точных критериев, нет очевидных доказательств. Каждому,
читающему Новый Завет, следует помнить лишь, что учение Христа
- это вся Его жизнь, а не слова только; в словах же, Ему
приписываемых, истинно все,