являются
феноменами, полными своеобразия. Вершинами они дотягиваются до
подножий Мировой Сальватэрры, а в Энрофе существуют как
замкнутые объемы, опирающиеся на ограниченные участки внутри
культуры, внутри государственности, внутри быта, внутри
человеческой души.
Драма исторического христианства заключается в том, что ни
одна из церквей не превратилась в форму совершенного
народоустройства, способную выразить и осуществить завет
христианства, его мистический и этический смысл. Причина этого
коренится, опять-таки в прерванности Гагтунгром миссии Иисуса
Христа, по отсутствие серьезных, искренних и чистых попыток в
этом направлении - вина самих церквей как человеческих
сообществ. Ибо если католицизм, стремясь иерократией подменить
Царство Божие на земле, подпал, хотя, к счастью, временно,
одному из страшнейших инфрафизических вампиров всемирной
истории, то православие, еще в Византии занявшее, по выражению
Достоевского, 'угол в государстве', совсем отказалось от этой
задачи. Эта задача, одна из ключевых, если не самая ключевая из
всех задач, возникавших перед человечеством, переходила теперь
со всей непомерной тяжестью и опасностью требуемого ею пути к
иерархиям Российской метакультуры.
Это было отражено зеркалом исторической действительности в
акте так называемого крещения Руси. Чтобы уразуметь воистину
необъятные масштабы исторических и метаисторических
последствий, предопределенных этим деянием князя Владимира,
достаточно вдуматься в то, что сулило бы молодому русскому
сверхнароду присоединение к католичеству, к исламу или, тем
паче, к хазарскому иудаизму; какое нелепо искаженное, почти
абсурдное будущее было бы вызвано к жизни подобным выбором
религии. Сама собой напрашивается, но, к сожалению, выходит из
композиционных рамок книги, большая монографическая глава о
Князе Владимире Святославиче, деятеле воистину титанического
масштаба. Масштаб этот до сих пор недооценен из-за отдаленности
и малоизвестности эпохи и благодаря тому
предутренне-сумеречному освещению, в котором фигура этого
деятеля возвышается у истоков нашей истории. Вероятно, только
метаисторическое созерцание и размышление способны привести к
углубленному пониманию подлинного значения того, кого народ
чтил, любил и воспевал почти тысячу лет, связав с его именем
прозвище, одно из самых теплых и нежных, какие только знает
всемирная история: Красное Солнышко (прозвище, непереводимое на
другие языки, так как только в русском, кажется, допустимо
применение к солнцу ласкательной формы). Во всяком случае, акт
крещения Руси был почти единовластным деянием князя Владимира,
деянием полностью провиденциальным, сколь примитивны и сторонни
ни были бы мотивы, активизировавшиеся в сознании реформатора.
Эта инвольтация Яросвета начинается в X веке и очень
быстро знаменуется появлением, вслед за Владимиром, ряда
крупнейших исторических имен: Ярослава Мудрого, летописца
Нестора, Антония и Феодосия Печерских, затем Владимира
Мономаха. Это будущие человекодухи, нисшедшие в Небесную Россию
во дни ее основания, теперь направлялись демиургом в Энроф ради
выполнения особых задач, с миссиями праведников и родомыслов.
Как и всегда над большими коллективами, над Киевским
государством дышало и зыблилось то иноматериальное образование,
о подобных которому уже говорилось в главе про средние слои
Шаданакара под названием эгрегоров. Порожденный теми
психологическими излучениями народа, которые связаны с
деятельностью государственной, эгрегор обладал подобием
сознательности, зарядом воли и жил самостоятельной жизнью, в
значительной степени определяя государственную деятельность
каждого из следующих поколений русских людей.
Не имела собственной монады и каросса Дингра - одно из
проявлений Лилит, последняя из иерархий, значение которых в
возникновении народа русского было огромно. Раздвинув свою
деятельность до границ нации - и позднее сверхнарода, чью живую
материальность она призвана непрерывно возобновлять и
укреплять, каросса Дингра выполняла свою провиденциальную роль,
и этим же исчерпывалось ее положительное содержание.
Круг деятельности кароссы очерчен по преимуществу
границами половой жизни народа. Она участвует во всяком акте
человеческого