Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 2)

взор. И если сама Навна едва начинала уяснять

народному сознанию детски смутные отражения окружающих

стихиалей, то разум демиурга эти образы прояснял, очерчивал,

определял, кристаллизируя их в именах славянских божеств:

Перуна, Ярилы, Стрибога, Лады.

=================================================

* Оговариваюсь, что возрастные этапы в применении к

иерархиям сверхнарода не только имеют длительность, в десятки

раз превышающую длительность соответствующих этапов

человеческой жизни, но и самые пропорции этих этапов не

совпадают с привычными для нас. В частности, их юность

синхронична весьма длительным периодам истории, а пора их

зрелости протекает преимущественно уже тогда, когда

соответствующий народ сыграл свою роль в Энрофе и продолжает

становление и творчество в высших слоях метакультуры. Например,

ныне находятся в состоянии полной зрелости

народоводительствующие иерархии Древнего Египта, Вавилонии,

античности, не говоря уже о Гондване и Атлантиде.

=================================================

На языке историков это перекрестное влияние демиурга и

Идеальной Соборной Души называется мифологией, религией,

искусством и бытом древних славян - всем тем, что теперь

обнимается понятиями духовной и материальной культуры.

Событие, которое антропоморфным шифром наших понятий может

быть отмечено как первое явление Яросвета во плоти в Небесной

России и его встреча с Навною там, имело место в X столетии.

Буря, вызванная этим в метаисторическом мире, трудно поддается

сравнениям, ибо уже само понятие радостной бури кажется нам

искусственным. То было низлияние метаэфирных потоков и потоков

астрала, подобных клокочущим водопадам света. Демиургу

сопутствовали нисходившие из Ирольна или притекавшие из других

метакультур ликующие человекодухи - те, кому предстояли потом

воплощения на Русской земле с невидимыми коронами родомыслов,

праведников, гениев и героев. Стихиали встречали Яросвета как

посланца Божьего и великого творца, которому предстоит среди

них, над ними и с ними творить нечто, выходившее за круг их

постижения, но внушавшее их вещим душам безотчетное преклонение

и восторг. Навна приняла его в блаженных лесных просторах

Святой России как долгожданного жениха.

Некоторыми таинствами и обрядами наших религий, например

таинством венчания, знакомого в том или ином виде всем народам,

мы создаем подобия событиям в жизни народоводительствующих

иерархий. Но подобное таинство между Яросветом и Навной тогда и

само еще мерцало лишь из далекого будущего, хотя им казалось,

будто радость их встречи и есть это таинство венчания. В

действительности же, вслед за этой встречей произошло другое

событие, имело место другое таинство, параллелью которому в

человечестве обладает только христианский культ, сделавший

своей осью таинство причащения.

Это было их причащением Богу-Сыну, распятому, пока

существует во вселенной демоническое начало, в Мировой материи,

Им оживляемой, - в той живой плоти, мистериальным знаком

которой мы берем хлеб и вино. Совершилось оно не в Небесной

России, тогда еще к этому не готовой, а в великом Византийском

затомисе. Оттуда распахнул демиург Византии ряды надстоявших

над этим затомисом небес; Яросвет и Навна узрели воочию

предельную высоту Христианского Трансмифа и сквозь Небесный

Иерусалим вступили в общение с Богом. Так совершилась их первая

в Шаданакаре встреча с Тем, Кого видеть лицом к лицу могут лишь

богорожденные монады. Так демиург Византии посвятил их в свою

глубочайшую тайну - тайну, действенно претворить которую в

формах человеческой жизни он не сумел. Теперь он передавал ее

им как своим наследникам.

Историческая неудача всех трех христианств сводилась, как

известно, к тому, что и католичество, и византийское

православие, и, позднее, протестантские церкви остались только

церквами, и притом не с большой, а с малой буквы. Печальна и

поразительна аберрация сознания некоторых членов этих церквей,

которые принимают их за единую вселенскую мистическую

соборность. В этом - смещение перспективы, спутанность

уповаемого и данного, искажение времен и сроков и даже - что

еще хуже - снижение и искажение самого идеала.