окончательно вычеркнуло
эту страну из числа возможных арен воплощения Планетарного
Логоса.
В XIV веке до нашей эры была произведена первая в мировой
истории попытка сделать отчетливо формулированный солнечный
монотеизм всенародной религией. Это произошло в Египте, и
исполинская фигура фараона-реформатора до сих пор возвышается
над горизонтом минувших веков как образ одного из первых
пророков в истории. Какое полное одиночество должен был
испытывать этот гениальный поэт и провидец, заканчивая свой
вдохновенный гимн Единому Божеству трагической жалобой: 'И
никто не знает Тебя, кроме сына Твоего, Эхнатона!'
Впрочем, понимать эту жалобу с абсолютной буквальностью
нельзя: был по крайней мере один человек, разделявший его
одиночество. Роль царицы Нефертити, его жены, как
вдохновительницы и участницы религиозной реформы вряд ли может
быть кем-либо преувеличена. Эта изумительная женщина прошла по
золотистым пескам своей страны посланницей того же Небесного
Света, что и ее супруг, и уже давно они оба, неразрывно
связанные творчеством и божественной любовью на всех путях,
достигли высочайших миров Шаданакара.
Попытка Эхнатона претерпела, как известно, крушение. Не
только основанный им культ, даже само имя реформатора было
стерто с анналов египетской историографии; историческая истина
восстановлена лишь в конце XIX века усилиями европейских
археологов. Вместе с крушением этого замысла и с длительным,
устойчивым господством многобожия выпал из числа возможных арен
воплощения Христа также и Египет.
До ясного единобожия не смог развиться и маздеизм в Иране.
Колоссальный трансмиф этой религии не был вмещен ее мифом даже
в малой доле. Ответственность за это падает, конечно, не на ее
основателей, ибо они, и в первую очередь сам Зороастр,
подготовили религиозную форму, достаточно емкую для вмещения
огромнейшего содержания. Ответственность несут уицраоры Ирана и
его шрастр. Их отображение в Энрофе - империя Ахеменидов -
сумела затормозить всякое духовное развитие, вызвать
окостенение религиозных форм маздеизма, заглушить его мистику,
окаменить этику, направить не на религию, а на себя поток
эстетики, а душевную энергию сверхнарода переключить на
создание великодержавной государственности. Когда эта империя,
наконец, пала и Соборная Душа Ирана была на краткое время
освобождена, сроки были упущены. Религия Митры,
распространившаяся тогда, носит на себе отпечаток творчества
слишком поспешного, откровения слишком неотчетливого. Взор
Избирающего остановился, наконец, на еврействе.
Метаисторическое исследование Библии дало возможность
проследить, как инспирировались пророки демиургом этого народа;
как искаженно, но все-таки его голос улавливали создатели книг
Иова, Соломона, Иисуса Сираха; как вначале примешивалась к
этому откровению, снижая его, инспирация из Шалема, от стихиали
горы Синай, духа сурового, жесткого и упорного; и как потом
книги Ветхого Завета начинают все более омрачаться нотами
гнева, ярости, воинственности, безжалостной требовательности:
характерными интонациями уицраоров. Но монотеизм, как
всенародная религия, был необходим, и здесь, именно здесь он
был все-таки дан; в этом историческая и метаисторическая
заслуга еврейства. Важно то, что, несмотря на бесчисленные
подмены, вопреки спутанности инстанций, вдохновлявших разум и
творческую волю создателей Ветхого Завета, монотеистическая
религия сокрушена не была и под Я библейских книг можно, хотя,
конечно, не всегда, понимать Всевышнего.
Насколько метаисторическое познание допускает понимание
задач Христа, стоявших перед Ним в Его земной жизни, настолько
их можно определить пока следующим образом. Приобщение
человечества Духовной Вселенной вместо догадок о ней при помощи
спекулятивной философии и одиноких предчувствий; раскрытие в
человеке органов духовного воспринимания; преодоление закона
взаимной борьбы за существование; разгибание железного кольца
Закона кармы; упразднение в человеческом обществе закона
насилия и, следовательно, государств; превращение человечества
в братство; преодоление закона смерти, замена смерти
материальным преображением; возведение людей на ступень
богочеловечества. О, Христос не должен был умирать