кары - отнюдь, впрочем, не церковные.
За тысячу лет своего существования русская церковь насчитывала
среди своих святых едва ли десяток мучеников за веру. Теперь
эта недостача была пополнена в изобилии. Тысячи священников и
верующих мирян погибли в тюрьмах и трудлагерях. Храмы
подверглись закрытию и разрушению либо превращению в склады,
мастерские или общежития. Истребительный самум обращал в груды
щебня и те храмы и монастыри, которые пользовались мировой
известностью как уникальные памятники искусства. Колокола,
веками катившие над городами и полями России волны благовеста,
отзвонили в последний раз и, сброшенные с разломанных
колоколен, были отправлены как металлический 'утиль' на
переплавку. К середине 30-х годов в Москве из 600 действующих
церквей уцелело едва ли 40, а в Киеве, например, остался
открытым один-единственный собор. Судьбу православной церкви
разделили и все другие вероисповедания.
К тому времени уже давно было сконструировано, свинчено и
поваплено то, что долженствовало заменить собою церковь как
водительницу душ, как учительницу жизни, как массовую
организацию. Эта квазицерковь приняла от своей предшественницы
и ее исконную догматическую неколебимость, и свойственное ей
сочетание централизованности с демократизмом, и ее систему
сурового внутреннего подчинения, и ее претензии на роль
единственного индикатора истины. Постарались имитировать даже
то душевное тепло, которое свойственно церкви. Идейное и
структурное единство партии охранялось такими же беспощадными
мерами, какими некогда, в века своего становления, христианская
церковь оберегала свое единство, вступая в жестокую борьбу с
любой ересью. А исключение провинившегося члена из лона
квазицеркви стало таким же страшным наказанием и воспринималось
несчастным столь же трагически, как в средние века
воспринималось отлучение от церкви.
Мало-помалу квазицерковь выработала и квазикульт. Вместо
жалких, кустарных антирелигиозных маскарадов в дни церковных
праздников упор был взят теперь на устройство грандиозных
массовых шествий, парадов и помпезных действ в дни праздников
революционных, на хоровое исполнение партийных квазипсалмов и
квазиакафистов и на поклонение квазимощам, покоившимся в
квазихраме у стен Кремля.
Средствами экономического и внеэкономического принуждения
на службу квазицеркви было привлечено все - от художественной
литературы до цирка, от сцен ведущих театров до ресторанных
эстрад. Стержнем же этой системы было сделано так называемое
просвещение, то есть лестница образовательно-воспитательных и
научных учреждений от детских садов до Академии наук СССР.
Человек какого образа воспитывался этой всеобъемлющей
педагогической системой? Каков был ее идеал?
Она развивала в испытуемом смелость, ибо смелость эта была
нужна государству для борьбы с врагами и для грядущих боев за
всемирную власть. Воспитывалась воля, но такая воля, которая
покорна государству и квазицеркви и тверда в осуществлении их -
и только их - директив. Воспитывалось чувство товарищества, но
товарищества по отношению только к тем, кто неукоснительно и
твердо отстаивал дело именно этого государства и этой
квазицеркви. Воспитывались правдивость и честность, но
честность особого рода: такая честность, когда человек, не
колеблясь, предаст товарища, друга, отца, выдаст любую
доверенную ему тайну, если они хотя бы в деталях противоречат
интересам государства и указаниям квазицеркви. Воспитывалось
творческое отношение к труду - все ради эффективности трудовых
процессов в интересах той же квазицеркви и того же государства.
Поощрялась жажда знания, но направлялась она по строго
определенному руслу: такому руслу, которое обеспечивало
технический прогресс и формирование определенной идеологии. Все
это окрашивалось тщательно культивируемой, выращиваемой,
питаемой, поливаемой, подогреваемой ненавистью к врагу, причем
врагом считался каждый мыслящий иначе, чем квазицерковь. В
итоге получалась развитая, энергичная, жизнерадостная,
целеустремленная, волевая личность, по-своему честная,
по-своему идейная, жестокая до беспощадности, духовно узкая,
религиозно-невежественная, зачастую принимающая подлость за
подвиг, а бесчеловечность - за мужество и