Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

настоящему и будущему...'

Угрюм-Бурчеев проснулся и возвратился к сооружению

Непреклонска, но атмосфера неуловимо изменилась. 'Он начал

нечто подозревать. Его поразила тишина во время дня и шорох во

время ночи. Он видел, как с наступлением сумерек какие-то тени

бродили по городу и исчезали неведомо куда, и как с рассветом

дня те же самые тени вновь появлялись в городе и разбегались по

домам. Несколько дней сряду повторялось это явление, и всякий

раз он порываются выбежать из дома, чтобы лично расследовать

причину ночной суматохи, но суеверный страх удерживал его'.

Цитаты кончились.

Удивительно в них, конечно, не то, что великий сатирик дал

односторонний - не реалистический, а резко гротескный образ,

доведенный до чудовищности. На то он и сатирик. Удивительно то,

что, отталкиваясь от конкретных исторических фигур прошлого,

фигур гораздо меньшего масштаба, он предварят в своем творении

исполинскую фигуру будущего. Конечно, он увидел и изобразил ее

только с одной стороны, с той самой, которая роднила ее с

российскими деспотами прошлого. Но долгое, острое, исполненное

душевной боли и муки вглядывание мыслителя в типичные образы

отечественной истории и в ее тенденции привело его к

пророчеству о том, что тираническая тенденция, проявлявшаяся и

в Бироне, и в Павле, и в Аракчееве, и в Николае, достигнет

своей кульминации лишь в грядущем, и тогда появится на вершинах

власти тот, на одну из существеннейших сторон которого

Угрюм-Бурчеев похож больше, чем на любого из его предтеч.

Великие тираны российской истории, Иоанн Грозный и Николай

I, были орудиями демона великодержавной государственности - и

только. Этим исчерпывалось их метаисторическое значение, если

не говорить о том, что в первый период царствования Грозного

через этого царя водил демиург, а в конце - Велга. Орудием

очередного Жругра был и Сталин, но все дело в том, что этим

отнюдь не исчерпывалось его метаисторическое значение.

Как ни велика была Россия при Грозном и особенно при

Николае, но ее победы и поражения, возрастание или ослабление

ее мощи могли непосредственно отражаться на судьбах лишь

ограниченной географической зоны: Средней Европы, Среднего и

Ближнего Востока. Воинствующая российская идеология двух первых

Жругров - идея Третьего Рима и концепция 'самодержавие,

православие, народность' - были отмечены провинциализмом,

узконациональным и конфессиональным. Это вполне соответствовало

той стадии мирового технического развития и международных

связей, которой достигло тогда человечество. Но связи

укреплялись и расширялись, а достижения техники изменили самое

понятие географического пространства, приблизив друг к другу

континенты, а воинственных соседей уперев друг в друга

границами с такой плотностью, с какою упираются один в другого

лбами борющиеся бараны. Передовое место в истории Россия заняла

с той минуты, когда внутри нее к власти пришла - впервые в мире

- интернациональная Доктрина. Россия стала первой страной,

вооруженной такой идеологией, какая могла бы, в принципе,

распространиться на все страны земного шара. Даже больше того:

в Доктрине был заложен такой импульс к расширению, который

предполагал своим пределом именно только границы планеты. Когда

мы говорим о мировых империях или мировых претензиях великих

завоевателей прошлого, от Чингиз-хана до Наполеона и Британской

империи, мы употребляем слово 'мировой' в значении условном.

Революционная Россия с ее Доктриной была первой в истории

носительницей мировой тенденции в совершенно безусловном

смысле. Секрет же заключался в том, что вместо мечты о

всемирной гегемонии какого-либо отдельного народа (мечты

утопической, ибо ни один народ не достаточно многочислен для

этого) теперь прокламировалась идея всемирного содружества

народов, объединенных новым социальным строем, который должен

был возникнуть везде в результате революционных взрывов.

Революционизирующее, освободительное влияние этой концепции для

внероссийских стран, в особенности для колоний и полуколоний

Востока и Юга, было колоссально. В одних из стран оно

постепенно развивалось по программе, намеченной в Москве, в

другие было принесено на штыках советских армий. Немало нашлось

и таких стран, как Индия или Бирма, где это революционизирующее