Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

опустошений.

В первых числах марта 1953 года произошел решительный

поединок между Яросветом и Жругром. Канал инвольтации,

соединявший существо уицраора с его человекоорудием, был

перерезан в мгновение ока. Если бы это можно было сделать

раньше, настолько же раньше оборвалась бы и жизнь

человекоорудия, так как никаких человеческих сил было

недостаточно, чтобы выдерживать лежавшую на этой психике и на

этом физическом организме нагрузку. Это совершилось около двух

часов ночи. Через полчаса его сознание угасло, но агония

продолжалась, как известно, несколько дней. Урпарп подхватил

оборванный конец канала инвольтации и пытался сам влить в

погибавшего силу и сознание. Это не удалось - отчасти потому,

что несколько человек, сновавших у смертного ложа, постарались,

чтобы он не вернулся к жизни. Мотивы, руководившие этими

людьми, были различны. Некоторые боялись, что, если он

останется во главе государства, он развяжет войну, а война

рисовалась им как великое бедствие для всех и смертельная

опасность для Доктрины. Но был среди приближенных и тот, кто

столько лет стоял у руля механизма безопасности; он знал, что

вождь уже наметил его как очередную жертву, очередную подачку

глухо ропщущему народу; на него должна была быть возложена в

глазах масс вся ответственность за миллионы невинно погибших.

Кончина Сталина приоткрывала для нею шанс к тому, чтобы самому

занять его место. Линия его деятельности при жизни вождя

диктовалась тремя мотивами: запугивать Сталина, раздувая и

выдумывая физические опасности, якобы грозившие ему со всех

сторон, держать страну в узде страха и немоты и этим самым

утолять собственную жажду крови. Человек этот был носителем

темной миссии, заключавшейся в умножении всенародных страданий,

но сознание его было плоским и амистичным, как стол, а объем

его личности и дарований - ничтожным. Это был Малюта Скуратов

XX века.

Наконец, великая минута настала: Сталин испустил дух.

От этого удара дрогнула Гашшарва. Друккарг огласился

воплями ужаса и гнева. Жругр взвыл от ярости и боли. Полчища

демонов взмыли из глубин в верхние слои инфракосмоса, стараясь

затормозить падение умершего в пучину магм.

Горестное беснование передалось в Энроф. Похороны вождя,

вернее, перенос его тела в мавзолей, превратились в

идиотическое столпотворение. Морок его имени и его дел был так

велик, что сотни тысяч людей восприняли его смерть как

несчастье. Даже в тюремных камерах некоторые плакали о том, что

же теперь будет. Толпы, никогда не удостаивавшиеся чести видеть

вождя при его жизни, теперь жаждали улицезреть его хотя бы в

гробу. Москва являла собой картину Бедлама, увеличенного до

размеров мирового города. Толпы залили весь центр, пытаясь

пробиться к Дому Союзов, где был выставлен для обозрения труп

тирана и откуда должно было выступить траурное шествие.

Прилегающие улицы превратились в Ходынку. Люди гибли,

раздавливаемые о стены домов и столбы фонарей, растаптываемые

под ногами, срывающиеся с крыш многоэтажных домов, по которым

они пробовали миновать клокотавшее внизу человеческое месиво.

Казалось, будто он, питавшийся всю жизнь испарениями страданий

и крови, даже из-за гроба тянул к себе в инфракосмос горы

жертв.

Ему, всегда отгонявшему от себя мысль о смерти, не

озаботившемуся даже о сооружении для себя достойной

усыпальницы, теперь приходилось улечься в саркофаг рядом с

саркофагом его предшественника и, с вынутым мозгом, с телом,

пропитанным консервирующими составами, стать объектом

поклонения толп и толп. Впрочем, раз уж пришлось умереть, он

желал бы именно такой странной формы упокоения. Эманация

благоговейно склоняющихся людских множеств вливала бы в него

силы даже и в загробном пути, пока спуск еще не увлек его

слишком глубоко. Но мумификация и соответствующая перестройка

мавзолея требовали времени, а время не ждало.

Странно, что никто в свое время, после смерти Ленина, не

обратил серьезного внимания на магический, вернее, демонический

характер этого никогда и нигде не применявшегося способа

создания квазимощей. Не задумывались над тем, как не вяжется

это создание центра заупокойного культа ни с материалистической