не ощущал в себе такую способность, но, разумеется, нам зачастую не дано знать, что может учудить наше подсознание, не так ли?»
«Надейтесь на то, что вы — не телепорт, — вставил Прентисс. — Мы можем смириться с любой сверхъестественной способностью, кроме этой. Эта, мистер Бротигэн, означает смерть даже для такого ценного работника, как вы», — скорее всего, тогда я ему не поверил, но потом, из разговора с Трампасом, мне стало ясно, что Прентисс мог говорить правду. В любом случае, такой была моя версия, и я никогда от нее не отклонялся.
Слуга Прентисса, чел, между прочим, по имени Тасса, приносил поднос с пирожными и банками «Нозз А Ла», мне этот напиток нравился, потому что вкусом напоминал рутбир, и Прентисс предлагал мне и первое, и второе… но после того, как я расскажу им, от кого я узнал о разрушении Лучей и как сумел сбежать из Алгул Сьенто. Поскольку нужных ответов я не давал, начинался очередной круг вопросов, только на этот раз, задавая их, Прентисс и Горностай жевали пирожные и запивали их « Ноззи „. Но в какой — то момент они сдавались и позволяли мне выпить и закусить. Боюсь, в умении вести допрос они не могли сравниться с нацистами, поэтому мои секреты так и остались при мне. Они старались прочитать мои мысли, конечно, но… мы же слышали поговорку о том, что не стоит и пытаться обмануть обманщика?“
Эдди и Сюзанна кивнули. Их примеру последовал Джейк, который слышал, как отец произносил эти слова во время бесчисленных разговоров, касающихся программной сетки телекомпании.
«Готов спорить, слышали, — резюмирует Тед. — Что ж, это справедливо и для чтения мыслей. Нельзя тыкнуться в голову тыкальщика, во всяком случае, того, кто превзошел определенный уровень. Но мне лучше вернуться к главному, прежде чем у меня окончательно сядет голос.
Однажды, примерно через три недели после того, как низшие люди привезли меня назад, Трампас подошел ко мне на Главной улице Плизантвиля. К тому времени я уже встретил Динки, в котором распознал родственную душу, и с его помощью смог лучше узнать Шими. Много другого происходило в это время, помимо ежедневных допросов в доме директора тюрьмы. После возвращения я о Трампасе практически не вспоминал, а вот он, кроме как обо мне, ни о чем не мог думать. Как я быстро выяснил.
«Я знаю ответы на вопросы, которые они продолжают задавать вам, — признал он. — Не понимаю я другого: почему вы меня не выдали».
Я ответил, что такая мысль просто не приходила мне в голову: там, где меня воспитывали, сплетни и доносы не жаловали. А кроме