выдержал еще час, в течение которого тени кустов и растущих неподалеку роз только удлинялись, надеясь, но, похоже, напрасно, что в голову придет какая нибудь мысль, какая нибудь блестящая идея, которая позволит не вверять собственную жизнь и судьбу в руки талантливого, но слабоумного юноши, находящегося рядом с ним. Но, когда солнце заскользило к западному горизонту, а синее небо над головой начало темнеть, он понял, что других вариантов у него не осталось. Стрелки на карманных часах все быстрее отсчитывали минуты и часы в обратную сторону. Роланд понимал, что скоро они начнут вращаться. И как только это произойдет, он пойдет к Башне. Пойдет, наплевав на снитчи (и на все прочее, что могло лежать в ящике у ног Алого Короля). Он мог бежать прямо, бежать зигзагом, падать на землю, ползти, но, понимал, при самом лучшем раскладе сумеет преодолеть половину расстояния до Темной Башни, прежде чем его разнесет на куски.
И он умрет среди роз.
— Патрик, — позвал он, севшим от волнения голосом. Патрик вскинул на него полные отчаяния глаза. Роланд же посмотрел на руки юноши, грязные, исцарапанные, но по своему такие же талантливые, как и у него, и сдался. В голову пришла мысль, что так долго он тянул исключительно из гордости; хотел убить Алого Короля, а не просто отправить его неведомо куда. И, разумеется, не было гарантии, что Патрик сможет разобраться с Алым Королем точно так же, как разобрался с язвой на лице Сюзанны. Однако, стрелок точно знал, что скоро не сможет противостоять зову Башни, и Патрик стал его единственной надеждой.
— Поменяйся со мной местами, Патрик.
Патрик осторожно перелез через Роланда. Оказался у края пирамиды, который находился рядом с дорогой.
— Посмотри в этот дальновидящий инструмент. Положи на выступ… да, вот так… и посмотри.
Патрик смотрел, как показалось Роланду, очень долго. А голос Башни пел, звенел, звал. Наконец, Патрик повернулся к нему.
— А теперь возьми альбом, Патрик. И нарисуй того человека, — Алый Король, конечно, не был человеком, но выглядел то, как человек.
Поначалу Патрик молча смотрел на Роланда, кусая губу. Потом взял голову стрелка в руки, наклонял к себе, пока их лбы не соприкоснулись.
«Очень трудно, — прошептал голос в глубине разума Роланда, голос не юноши, но взрослого мужчины. Сильного мужчины. — Он там не полностью. Он ускользает. Он размывается».
Где Роланд уже слышал эти слова?
Нет времени думать об этом.
— Ты говоришь, что не можешь? — спросил Роланд, добавив в голос (с усилием) разочарования и удивления. — Что