Стивен Кинг

Темная Башня Темная Башня – 7

мысли Динки

(«ИДИТЕ НА ЮГ»)

они отдавались в его голове, к ним присоединились мысли других

(«С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ»)

образовав мысленную реку. А потом послышался голос Теда, который не просто присоединился к остальным, но усилил, умножил их, превратив то, что было рекой

(«ВАМ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА»)

в океан. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Шими сменил молитву. « Наш Отец и Защитник, помоги моим друзьям уйти на юг с поднятыми руками, чтобы им не причинили вреда «. Он продолжал молиться, даже когда с оглушительным грохотом взорвались баллоны с пропаном столовой Дамли Хауза.

В Даммли Хауз Гангли Тристама (для всех доктора Гангли, мы говорим, спасибо) боялись, пожалуй, больше других. Будучи кан тои, он, неизвестно из каких соображений, взял имя тахина, а не человека, и железной рукой руководил лазаретом, который занимал третий этаж Западного крыла. Передвигался он исключительно на роликах. В лазарете царили тишина или покой, когда Гангли сидел в кабинете, занимаясь бумагами или ходил по вызовам (обычно к Разрушителям, которые лечились от простуды в своих комнатах в общежитиях), но, когда он появлялся непосредственно в лазарете, медсестры, санитары, да и пациенты замолкали (если не от уважения, то от страха). Новичок мог бы рассмеяться, увидев приземистого, широкоплечего, со смуглой кожей, тяжелой челюстью псевдочеловека, медленно скользящего по центральному проходу, с руками, сложенными поверх висящего на груди стетоскопа, с развевающимися позади полами белого халата (один Разрушитель как то дал ему такую характеристику: «Он выглядит, как Джон Ирвинг note 74 после неудачной подтяжки лица»). Если кого заставали смеющимся, больше он уже не смеялся. Доктора Гангли отличал острый язык, и никто не оставался безнаказанным, отпустив шуточку на предмет его роликов.

Теперь же, вместо того, чтобы плавно скользить, он метался взад вперед по проходам, стальные колесики (его ролики изготовили до того, как железо заменил пластик) громыхали по твердому дереву.

— Все бумаги! — кричал он. — Вы меня слышите? Если я потеряю в этой суете хотя бы одну историю болезни, одну чертову историю, кто то поплатится глазами, которые я запью послеполуденным чаем!