когда то освещалось тремя лампами, но они перегорели. А немногие, оставшиеся на складе предназначались для Читальни.
— Посмотреть куда? — недовольно, капризно переспросил Тасса. И вроде бы она заметила на его губах остатки помады.
— Разве ты не видишь пустот на полках? — негодующе воскликнула она. — Посмотри. Ни одной банки тушеной фасоли…
— Он не любит фасоль, и ты это знаешь.
— Нет и консервированного тунца. Надеюсь, ты не скажешь мне, что тунца он тоже не ест? Он будет есть тунца, пока тот не полезет у него из ушей, и ты это знаешь!
— Разве тебе не…
— Нет томатного супа…
— Черта с два! — выкрикнул он. — Посмотри сюда, и сюда, и…
— Нет «Кембеллс таматер», — перебила она Тассу и надвинулась на него. Их словесные перепалки никогда раньше не переходили в кулачный бой, но Тасса подозревал, что сегодня это могло произойти. Он, впрочем, не возражал. Давно ему хотелось врезать этой старой толстой болтливой суке промеж глаз. — Ты видишь где нибудь «Кембеллс Таматер», Тасса из уж не знаю, где ты там вырос?
— А ты что, не могла принести ящик с банками томатного супа? — спросил он, шагнув к домоправительнице. Теперь они стояли буквально нос к носу, и хотя женщина была крупной, а мужчина — тощим, слуга ректора не выказывал страха. Тамми моргнула, и впервые с того момента, как Тасса вошел на кухню, только для того, чтобы выпить чашечку кофе, на ее лице отразилось что то, отличное от раздражения. Нервозность? Может, даже страх. — Или у тебя так ослабели руки, Тамми из уж не знаю, где ты выросла, что ты не можешь принести со Склада ящик с банками томатного супа?
Она выпрямилась в полный рост. Щеки, жирные от какого то ночного крема, негодующе затряслись.
— Приносить консервы в кладовую — работа слуги! И ты знаешь это очень хорошо!
— Однако, это не закон, который следует неукоснительно выполнять. Я вчера косил лужайку, как тебе хорошо известно. И заметил, что ты сидела на кухне со стаканом ледяного чая, не так ли, удобно развалившись в своем любимом кресле.
Она завелась еще сильнее, если раньше и испытывала какой то страх, то его заглушила ярость.
— Я имею такое право на отдых, как и любой другой! Я как раз вымыла пол…
— Сдается мне, что пол вымыл Добби, — возразил он. Добби звали робота, известного, как «домашний эльф», древнего, но по прежнему способного на многое.
Тамми разошлась окончательно.
— Что ты понимаешь в домашних делах, паршивый маленький гомик?
Обычно бледные щеки Тассы залила краска. Он почувствовал, как его пальцы сжались в кулаки, но лишь потому, что