воды в фонтанах, пение птиц в клетках, вывешенных
у открытых окон и дверей. Он бежал в контору судоходства. Он бежал, чтобы
купить билет в этот же день.
Его резко остановил детский голос, назвавший его полное имя.
Преодолевая внезапное головокружение, он закрыл глаза и прислонился к
стене. Кто-то схватил его за руку. Он открыл глаза, но увидел лишь черное
пятно, маячившее перед ним. Он снова услышал голос ребенка, который звал
его по имени.
Понемногу головокружение прекратилось. Все еще рассеянным взором он
посмотрел на взволнованное лицо мистера Гилкема, голландца из конторы
судоходства. - я не знаю, как здесь оказался, но мне надо поговорить с
тобой, - заикаясь, проговорил Гвидо Микони. - с холма я увидел входящее в
гавань итальянское судно. Я хочу немедленно купить билет на родину.
Мистер Гилкем недоверчиво покачал головой. - ты уверен в этом? -
спросил он.
- Я хочу взять билет на родину, - по-детски настаивал Микони. - прямо
сейчас! - под пристальным взглядом мистера Гилкема, красноречивым по
смыслу, он добавил: - я в конце концов нарушу это заклятие!
- Конечно, ты сделаешь это. - мистер Гилкем одобряюще похлопал его по
плечу, а затем направил к кассиру.
Подняв глаза, Гвидо Микони посмотрел на высокого худощавого
голландца, который важно сидел за прилавком. Как обычно, мистер Гилкем был
одет в белый льняной костюм и черные матерчатые сандалии. Челка седых
волос, проросшая на одной стороне его головы, была аккуратно зачесана и
распределена по его голому черепу. Его лицо постарело от безжалостного
солнца и, конечно же, от выпитого рома.
Мистер Гилкем вынул тяжелый гроссбух и шумно опустил его на прилавок.
Он пододвинул стул, сел и начал писать. - есть некоторые люди, которые
решили остаться здесь, - сказал он. Затем поднял свою ручку и указал ею на
Микони. - и ты, мой друг, никогда не вернешься в Италию.
Гвидо Микони, совершенно не зная, что ему ответить, укусил свою губу.
Мистер Гилкем издал громкий хохот, который, зародившись в глубине его
брюха, прорвался грохочущим болезненным звуком. Но когда он заговорил, его
голос странно смягчился. - я просто пошутил. Я возьму тебя с собой на
судно.
Мистер Гилкем сходил с ним в отель и помог собрать его вещи.
Уверившись, что он получил каюту, какую просил, и расплатившись, Микони
распрощался с голландцем.
Немного обалдев, он озирался, заинтригованный тем, что на палубе
итальянского судна, стоящего на якоре у девятого пирса, никого не было. Он
поставил стул рядом со столиком на палубе, сел на него верхом и опустил
лоб на деревянную спинку. Нет, он не сошел с ума. Он был на итальянском
судне, повторял он сам себе, надеясь рассеять страх того, что вокруг
никого не было. Сейчас, отдохнув немного, он спустится на другую палубу и
докажет себе, что команда и остальные пассажиры находятся на корабле. Эта
мысль вернула ему уверенность.
Гвидо Микони встал со стула и, опираясь на перила, посмотрел на пирс.
Он увидел мистера Гилкема, который замахал ему рукой, увидев его.
- Микони! - кричал голландец. - судно поднимает якорь. Ты уверен, что
хочешь уехать?
Гвидо Микони прошиб холодный пот. Неизмеримый страх овладел им. Он
очень хотел спокойной жизни рядом с семьей. - я не хочу уезжать, -
закричал он в ответ.
- У тебя нет времени, чтобы вернуть свой багаж. Трап уже убрали.
Прыгай немедленно. Тебя поймают в воде. Если ты не прыгнешь сейчас, ты не
сделаешь этого никогда.
Гвидо Микони колебался всего секунду. В его чемодане лежали
драгоценности, которые он собирал годами, работая почти с нечеловеческим
упорством. И все это будет утрачено? Он решил, что у него есть еще
достаточно сил, чтобы начать все с начала, и прыгнул с перил.
Все слилось. Он собрался перед ударом о воду. Он не волновался, так
как был хорошим пловцом. Но удара так и не последовало. Он услышал голос
мистера Гилкема, громко сказавшего: - я думаю, этот человек в обмороке.
Автобус не поедет, пока мы не выведем его. Эй, кто-нибудь, подайте его
чемодан.
Гвидо Микони открыл свои глаза. Он увидел черную тень на белой
церковной стене. Он не знал, что заставило его подумать о ведьме. Он
чувствовал, что его подняли и вынесли из автобуса. Потом пришло
разрушительное понимание.
- Я никогда не смогу уехать. Я никогда не уезжал.