глаза, она
отпустила медали и боком скользнула в постель.
Донья Мерседес вошла так тихо, что мне показалось, будто она
материализовалась около кровати по вызову теней, кружившихся по комнате. В
руках она держала большую алюминиевую кружку, наполненную ужасно пахнувшим
зельем. В своей руке она крепко сжимала пачку газет. Закусив губы, она
жестом приказала мне хранить молчание, затем поставила кружку на ночной
столик и опустила газеты на пол. Она подняла с постели золотое ожерелье и
повесила его себе на шею.
Зашептав молитву, донья Мерседес зажгла свечу и, покопавшись в своей
корзине, вытащила крошечный комочек белого теста, завернутого в листья.
Она скатала тесто в шарик и бросила его в кружку. Шарик мгновенно с
шипением растворился. Она помешала зелье пальцем и, попробовав его,
поднесла кружку к губам Клары.
- Пей, - приказала она. Молча, со странно бесстрастным выражением,
целительница наблюдала, как Клара глотает жидкость.
Едва заметная улыбка появилась на лице молодой женщины. Из ее губ
вырвался резкий смех, который перешел в ужасную болтовню. Я не могла
разобрать ни одного слова. Секундой позже она улеглась в постель,
прерывисто шепча извинения и умоляя о прощении.
Совершенно не затронутая ее вспышкой, донья Мерседес склонилась над
Кларой и начала массировать область вокруг ее глаз. Пальцы целительницы
описывали круги одинакового диаметра. Она передвигалась к ее вискам, затем
мазками, идущими вниз, начала массировать оставшуюся часть лица, словно
сдирала липкую маску. Искусно передвинув Клару на край постели, она
расположила ее голову над газетами и давила на спину Клары до тех пор,
пока ту не вырвало.
Одобрительно крякнув, донья Мерседес осмотрела темную массу на полу,
завернула ее в бумагу и связала узел веревкой. - сейчас мы похороним это
месиво где-нибудь снаружи, - сказала она и одним быстрым движением подняла
Клару на ноги. Она ласково отерла ее лицо и поправила пояс на ее халате.
- Музия, - позвала донья Мерседес, обернувшись ко мне. - возьми
другую руку Клары.
Поддерживая ее с двух сторон, мы медленно прошли коридор, ведущий во
двор, и спустились по широким цементным ступеням вниз по склону, туда, где
росли фруктовые деревья. Здесь донья Мерседес похоронила сверток в
глубокой яме, которую она заставила меня вырыть. Клара стояла на каменной
ступеньке и равнодушно смотрела на нас.
За шесть дней Клара окрепла. Каждый раз после обеда, ровно в шесть
часов, я привозила донью Мерседес в гасиенду эль Ринко. Она лечила Клару
таким же образом. Каждая встреча заканчивалась под деревом, где мы
хоронили узел из газет, который с каждым днем становился все меньше и
меньше.
На шестой и последний день, несмотря на усилия, Клару не вырвало. Тем
не менее донья Мерседес заставила ее похоронить пустой обвязанный веревкой
пакет.
- Сейчас с ней все в порядке? - спросила я по дороге домой. - встреч
больше не будет?
- Не совсем. И это ответ на два твоих вопроса, - сказала она. -
начиная с завтрашнего дня, ты будешь видеться с Кларой каждый день. Это
будет частью ее лечения. - она ласково похлопала меня по руке. - ты будешь
беседовать с ней. Это принесет ей много хорошего. И, - добавила она в
раздумьи, - это также будет полезно для тебя.
С одеждой и обувью в руках Клара вбежала из коридора в ванную. Бросив
все на пол, она сняла ночную рубашку и залюбовалась своим отражением в
зеркальной стене. Она подошла поближе, рассматривая, на сколько за ночь
подросла ее грудь. Довольная улыбка пробежала по ее лицу, когда она
склонила голову и распустила волосы. Напевая легкий мотив, Клара пустила
горячую и холодную воду в огромную ванну в виде раковины, затем подошла к
туалетному столику и тщательно осмотрела все флаконы, расставленные на
мраморной поверхности. Не зная, какой из шампуней выбрать, она понемногу
отливала в воду из каждого.
На миг она остановилась, рассматривая пузырьки пены. В Пириту все
было иначе. Воду там брали из реки или из крана у дороги, а затем несли по
холму в жестяных канистрах.
Лишь год прошел с тех пор, как она приехала в Эль Ринко, но ей
казалось, что она живет в этом длинном старом доме вечно. Ей не хотелось
вспоминать свою жизнь в пириту. И воспоминания увядали, словно мимолетные
грезы. Ей помнилось только лицо бабушки и звук