затеняя кофейные и какаовые деревья.
Следуя узкой тропой между тонких стволов букаре, мы направились к
гряде холмов, мрачно маячивших перед нами. Кругом стояла тишина,
нарушаемая лишь неровным дыханием Мерседес Перальты и хрустом ветвей под
нашими ногами. Тропа кончилась перед низким домиком, грязные стены
которого едва держались. Крышу покрывали пальмовые листья вперемежку с
оцинкованной жестью. Скат крыши доходил почти до земли, создавая широкую
веранду. Окон на фасаде не было, и слабый свет проникал только через узкую
дверь.
Донья Мерседес распахнула ее настежь. Мерцание свечей и блики
причудливых теней наполняли комнату, в которой почти не было мебели. Леон
Чирино, сидя на стуле, смотрел на нас с удивлением и восторгом. Он
вскочил, горячо обнял целительницу и подвел ее к стулу, который только что
освободил.
Потом он приветствовал меня, шутливо встряхнув мою руку. - я хочу
представить тебе одного из величайших целителей нашего времени, - сказал
он. - второго после доньи Мерседес.
Прежде чем он успел что-либо добавить, кто-то крикнул: - я Августин.
Только сейчас я заметила в углу низко опущенный гамак, а в нем
небольшого мужчину. Он лежал изогнувшись, и его нога касалась земли,
раскачивая гамак взад и вперед. Он не казался особенно молодым, но не был
и старым. Ему было, пожалуй, лет тридцать, однако его впалые щеки и
костлявое тело делали его похожим на ребенка-дистрофика. А какие у него
были глаза! Голубые, на смуглом лице, они сияли ослепительной силой.
Я неловко топталась посреди комнаты. Было что-то жуткое в неясном
свете свечей, играющем нашими тенями на стенах, увешанных паутиной.
Спартанская обстановка - стол, три стула, два табурета, раскладушка
создавала в комнате нежилую атмосферу.
- Ты здесь живешь? - спросила я Августина.
- О, нет, - сказал он, приближаясь ко мне. - это мой летний дворец. -
довольный своей остротой, он откинул голову назад и захохотал.
Смущенная, я двинулась к ближайшему табурету и вскрикнула, когда
что-то большое оцарапало мою лодыжку. Гнусный грязный кот глазел на меня.
- Нет нужды кричать, садясь на стул, - сказал Августин и взял на руки
костлявое животное. Стоило хозяину погладить его по голове, как он начал
урчать. - он нравится тебе? Ты не хочешь его погладить?
Я категорически замотала головой. Меня страшили не столько блохи и
чесоточные голые пятна, рассыпанные по его желтоватой шкуре, как эти
пронзительные желто-зеленые щелочки глаз, ни на миг не спускавшие взора с
моего лица.
- Если мы хотим отыскать растения, нам лучше выходить, - сказал Леон
Чирино, помогая донье Мерседес подняться. Он отцепил старую лампу,
висевшую на гвозде за дверью, зажег ее и дал нам сигнал следовать за ним.
Низкая дверь, закрытая занавесом, вела в заднюю часть дома, которая
служила кухней и кладовой. Одной стороной комната выходила на небольшой
участок земли, усаженный толстыми саженцами деревьев и высоким
кустарником. В свете лампы он выглядел как фруктовый сад без фруктов.
Мы протиснулись сквозь брешь в непроходимой стене кустарника и
оказались в пустынной унылой местности. Склон холма, покрытый недавно
сожженной травой и обуглившимися пеньками, выглядел в лунном свете
уродливо и страшно.
Не сказав ни слова, Леон Чирино и Августин исчезли.
- Куда они пропали? - шепнула я донье Мерседес.
- Они впереди нас, - сказала она, неопределенно указывая в темноту.
Тени, оживленные керосиновой лампой в руках доньи Мерседес, зигзагами
проносились рядом с нами и впереди нас по тропе, ведущей в чащу. Я
заметила вдали свет, он слабо мерцал сквозь кусты. Словно светлячок, он то
появлялся, то исчезал. Подойдя к нему поближе, я услышала монотонное
пение, смешанное с резкими звуками жужжащих насекомых и листвы, волнуемой
ветром.
Мерседес Перальта погасила лампу. Но перед тем, как исчез последний
блик света, я увидела, как взметнулась в воздухе ее юбка, оседая возле
осыпавшейся низкой стены, шагах в двенадцати от меня. Огонек сигары
осветил ее фигуру. Из макушки ее головы исходило прозрачное мерцающее
сияние. Я окликнула ее по имени, но ответа не было.
Очарованная, я смотрела на туманное облако дыма от сигары, которое
парило по кругу прямо надо мной. Дым не рассеивался, а оставался
сконцентрированным