донье Мерседес. Опустив кокосы на землю и поправив на коленях брюки, он
присел перед ее стулом. Он выбрал самый крупный кокос и тремя искусными
ударами острого мачете срезал макушку. - они как раз такие, как тебе
нравится, - сказал он, - еще мягкие и очень сладкие.
Донья Мерседес пригубила фрукт и, делая шумные глотки, заметила, как
прекрасно молоко. - дай мне немного внутренности, - потребовала она,
возвращая фрукт ему.
Одним ловким ударом он разделил кокос пополам, а затем отрезал
сладкую желатиновую мякоть от макушки.
- Дай Музии другую половину, - сказала донья Мерседес.
Он строго посмотрел на меня, потом без слов соскоблил оставшуюся
половину кокоса с той же самой тщательностью и подал ее мне. Я
поблагодарила его.
- Что привело тебя сюда сегодня? - спросила донья Мерседес, прерывая
неловкое молчание. - тебе нужна моя помощь?
- Да, - сказал он, доставая портсигар из своего кармана. Прикурив от
зажигалки, он сделал долгую затяжку и сунул портсигар обратно в карман. -
дух был прав. Проклятый кашель стал еще сильнее. Он не дает мне заснуть. У
меня от него болит голова. Он не дает мне работать.
Она пригласила его сесть, но не напротив нее, где обычно сидели ее
клиенты, а на стул у алтаря. Она зажгла три свечи перед девой, затем
небрежно спросила о кокосовых плантациях, которыми он владел где-то на
побережье.
Он медленно оглянулся и посмотрел в ее глаза. Она успокоила его
кивком головы. - эта Музия помогает мне, - сказала она ему. - ты можешь
говорить все, словно ее тут нет.
Его взгляд на миг остановился на мне. - мое имя Бенито Сантос, -
сказал он и быстро взглянул на донью Мерседес. - как ее зовут?
- Она говорит, что ее имя Флоринда, - ответила донья Мерседес, прежде
чем я смогла вставить словечко. - но я зову ее Музия.
Она внимательно осмотрела его и встала ему за спину. Медленными
легкими движениями она растирала мазь на его груди и на шее почти полчаса.
- Бенито Сантос, - сказала она, поворачиваясь ко мне, - очень крепкий
человек. Он приезжает время от времени повидаться со мной, причем всегда
или с головной болью, или с простудой, или с кашлем. Я излечу его за пять
встреч. У меня для него есть особо приготовленная мазь и молитва к духу
моря.
Она вновь массировала его длительное время. - ушла головная боль? -
спросила она, положив руки на плечи Бенито Сантоса.
Казалось, он не слышал ее вопроса. Его невидящий взор был направлен
на мигающие свечи. Он начал говорить о море и о том, каким зловещим оно
бывает на рассвете, когда солнце встает из тусклой, потерявшей блеск воды.
Монотонным шепотом он говорил о своих повседневных полуденных экскурсиях в
море.
- Пеликаны кружились вокруг меня, - говорил он. - иногда они
пролетали очень низко и смотрели прямо мне в глаза. Я уверен, они хотели
знать, не иссякла ли моя сила.
Опустив голову он замолчал на длительное время, а потом перешел на
низкий, почти неразборчивый шепот.
- В сумерки, когда солнце садится за дальние холмы и его лучи больше
не ласкают воду, я слышу голос моря. Он говорит мне, что в такой-то день
он умрет, но пока он жив, он неумолим. А потом я знаю, что люблю море.
Мерседес Перальта сдавила ладонями его виски, ее пальцы оплели его
голову. - Бенито Сантос, - сказала она, - это мужчина, который преодолел
свою вину. Он стар и утомлен. Но даже сейчас он такой же безжалостный, как
и море.
Бенито Сантос приходил к донье Мерседес пять дней подряд. Окончив
ежедневный лечебный сеанс, она просила его рассказать мне свою историю. Он
ничего не говорил в ответ, полностью игнорируя меня. - твой джип на улице?
- спросил он, и тут же добавил, не дав мне времени на ответ: - отвези
меня, пожалуйста, на кокосовую плантацию.
Мы ехали в молчании. Уже достигнув побережья, я попыталась заверить
его, что он может и не выполнять просьбу доньи Мерседес.
Он решительно замотал головой. - все, о чем бы она ни просила,
священно для меня, - сухо произнес он. - я просто не знаю, что говорить,
вернее, как говорить об этом.
Под предлогом доставки кокосов для доньи Мерседес я посетила Бенито
Сантоса много раз. Мы долго беседовали друг с другом, но он так и не
потеплел ко мне. Он всегда вызывающе сверлил меня взглядом, пока я не
отводила глаза. Он совершенно ясно давал мне понять, что говорит