Флоринда Доннер

Сон ведьмы (Часть 1)

не только убеждает себя в

том, что я правильно поняла ее, но главным образом учитывает возможность

того, что пациент будет неграмотен.

С инструкцией в руке женщина встала и повернулась к алтарю. Она

положила несколько банкнот под статуэтку девы, затем торжественно

пообещала, что будет следовать инструкциям доньи Мерседес.

Донья Мерседес подошла к алтарю, зажгла свечу и, встав на колени,

помолилась святым о том, чтобы ее мнение оказалось правильным.

Я упомянула, что знаю докторов, которые тоже очень часто молятся.

- Единственное, что объединяет хороших докторов и целителей, это

терпеливое уважение к своим пациентам, - объяснила она. - они доверяются

великой силе, которая ведет их. Они могут вызвать эту силу с помощью

молитвы, заклинаний, табачного дыма, лекарств или хирургического

скальпеля.

Она взяла копии инструкций, которые я написала в этот день и

сосчитала листы. - я в самом деле осмотрела сегодня столько людей? -

спросила она, по-видимому, совершенно не интересуясь моим ответом. Слабая

улыбка тронула ее губы, когда она закрыла глаза и откинулась на спинку

своего неказистого стула. - иди и принеси мне все твои записи о моих

клиентах, кроме тех, кто рассказал тебе свою историю. Я хочу посмотреть,

сколько людей я вылечила за то время, как ты появилась здесь. - она встала

и прошла со мной до двери. - принеси все в патио. Я хочу, чтобы Канделярия

помогла мне, - добавила она.

Почти час я собирала все мои материалы. За исключением нескольких

дневников я принесла все в патио, где донья Мерседес и Канделярия уже

поджидали меня.

- Это оно и есть? - спросила донья Мерседес, разглядывая стопку

бумаг, которую я положила на землю перед ней.

Не ожидая моего ответа, она приказала Канделярии сложить бумаги и

каталоги у металлической бочки, которая стояла в дальнем конце патио.

Сделав это, Канделярия снова села рядом со мной на циновку. Мы сидели

перед доньей Мерседес, которая лежала в своем гамаке.

- Я уже говорила тебе, что ты находишься под покровительством духа

моего предка, - сказала мне донья Мерседес. - прошлой ночью дух избрал

тебя как медиума. А медиумы не держат записей о целительстве. Подобная

мысль отвратительна.

Она встала и подошла к стопке моих бумаг. Только сейчас меня осенило,

что она намерена сделать. Она разрезала бечевку переплета ножом и бросила

пригоршню листьев в металлический бак. Раньше я не заметила, что внутри

него горит огонь.

Пытаясь спасти хотя бы часть моей работы, я вскочила. Слова

Канделярии остановили меня.

- Если ты сделаешь это, ты должна будешь уехать сейчас же. - она

улыбнулась и похлопала по циновке рядом с собой.

В этот момент я поняла все. Я просто ничего не могла здесь сделать.

Проработав целый день, донья Мерседес крепко заснула на своем стуле.

Я начала перебирать различные флаконы, банки и коробочки в ее стеклянном

буфете. Когда я проходила на цыпочках мимо нее, она вдруг открыла глаза,

медленно повернула голову, прислушиваясь к чему-то, ее ноздри затрепетали,

словно нюхая воздух.

- Чуть не забыла, - сказала она. - приведи его сейчас же.

- Но там никого нет, - ответила я с абсолютной уверенностью.

Она подняла руки в беспомощном жесте. - делай то, что тебе говорят.

Не сомневаясь, что на этот раз она ошибается, я вышла из комнаты.

Было почти темно. Никого не было. С торжествующей улыбкой я уже собиралась

вернуться, когда услышала слабый кашель.

Словно вызванный по велению доньи Мерседес, из сумрачного коридора

вышел аккуратно одетый мужчина. У него были непропорционально длинные

ноги. Плечи же, по контрасту, казались маленькими и выглядели слабыми и

хрупкими. Мгновение он колебался, затем в знак приветствия поднял гроздь

зеленых кокосов. В другой руке он держал мачете. - Мерседес Перальта у

себя? - спросил он низким, скрипучим голосом, прерванным резким кашлем.

- Она ждет тебя, - сказала я и отодвинула занавес в сторону.

У него были короткие, жесткие, вьющиеся волосы, пространство между

бровями измято глубокими складками, а темное угловатое лицо приковывало к

себе внимание неприступной суровостью, свирепым и безжалостным выражением

глаз. Лишь кое-где в уголках его рта проступала некоторая мягкость.